|
— Не совсем, — неуверенно сказал Хун-Ахау; ему не хотелось обижать старика, но в действительности он не понял почти ничего. Цуль торжествующе усмехнулся. — Я же говорил, что ты настоящий дикарь! — с удовольствием воскликнул он. — Не понять такого ясного рассказа, как мой! На что же ты годишься? Чем ты так полюбился юной владычице? Не знаю… Цуль помолчал немного, но, очевидно, желание раскрыть глаза молодому чужеземцу на чудеса тикальской жизни было у него так велико, что через несколько мгновений он заговорил снова. — Велико значение этой игры! От того, какая команда выиграет, таинственным образом зависит свет солнца, и дожди, орошающие наши поля, и произрастание нашего кормильца ишима. Но эти тайны знают только жрецы, а игроки, участвующие в ней, готовы пожертвовать жизнью для успеха. К мячу нельзя прикасаться голыми руками и ногами. Бьют только бедрами, локтями и спиной, а для этого надо обладать великим умением и большим искусством. Но ты скоро увидишь это сам и оценишь все величие священной игры. Пойдем, я поучу тебя владеть опахалом, чтобы ты не опозорился при торжественном выходе юной владычицы! Растерянный Хун-Ахау, у которого теперь в голове все окончательно перемешалось, послушно последовал за стариком. Цуль оказался жестоким наставником. Привязав к длинной палке несколько гибких ветвей, он показал Хун-Ахау, как правильно держать опахало и действовать им; у него это получалось плавно, легко и красиво. Но когда палка перешла в руки юноши, то он и сам почувствовал, что у него ничего не выходит, а негодованию Цуля не было границ. — Великий бог ветра! — простонал он. — Лиши навсегда своих благодатных дуновений этого увальня, не понимающего самых простых вещей! И откуда ты свалился на мою голову… Хун-Ахау внезапно рассердился. — Замолчи, старик! — прикрикнул он на Цуля. — И перестань оскорблять меня. Учи, но не трещи, как злобная старая баба! Цуль растерянно прервал свою воркотню и так смущенно и огорченно посмотрел на юношу, что тот внезапно почувствовал жалость. Старик напоминал ему сейчас старую больную птицу, напрасно топорщащую свои крылья, чтобы испугать приближающегося врага. — Я же желаю тебе добра, — жалобно произнес он. — Быть опахалоносцем — великая честь. Когда появляется великий владыка Тикаля, все, даже самые знатные, должны склониться перед ним, а ты будешь иметь право стоять, и тебе придется лишь отвернуть лицо, чтобы твой взгляд не упал на повелителя. Разве мог простой парень из ничтожного Ололтуна когда-нибудь мечтать о такой чести? — 57 —
|