Хун-Ахау уже успел успокоиться и понять всю бесцельность своей вспышки. Разве этот старик виноват в том, что он стал рабом? Вот если бы на его месте был Одноглазый или Экоамак… Надо терпеть, но не сгибаться. Опахалоносец или раб, таскающий камни, — все равно он лишен свободы, и ее надо завоевать. Но разве Цуль виноват в его рабстве? Цуль увел Хун-Ахау к большому деревянному обрубку, оставленному для какой-то цели в углу двора, и с помощью юноши поставил его стоймя. — Вот тебе знатное лицо, которое ты должен обмахивать, — сказал он (назвать обрубок царевной старик не решился). — Становись сзади и начинай свою работу. Цуль отошел на несколько шагов и стал внимательно наблюдать за учеником. После нескольких неудачных попыток дело наконец пошло на лад, движения Хун-Ахау стали ровнее и естественнее. Учитель уже разглагольствовал о сокровенных тайнах этого замечательного занятия, и юноша старался повторить и запомнить их. Но после того, как прошел час, Цуль стал снова сердиться. Непривычные к такой работе руки Хун-Ахау устали, и плавно двигать опахалом стало трудно. Кроме того, юноша время от времени переступал с ноги на ногу, а опахалоносец, по словам Цуля, должен стоять как статуя, двигаться могут только его руки. К счастью Хун-Ахау, неожиданное обстоятельство вскоре положило конец его мучениям. Во дворец прибыл по вызову повелителя владыка Ах-Меш-Кук, и его свита и носильщики расположились на том самом дворе, где происходили занятия. Их пристальное внимание к происходящему и насмешки над учеником и учителем, на которые они не скупились, разозлили Хун-Ахау и привели в бешенство Цуля. Поэтому он быстро прекратил упражнения и, бросив несколько язвительных слов насмешникам, удалился и увел с собой юношу. Пройдя полсотни шагов, старик внезапно остановился. — Стой, стой! — воскликнул он, удерживая Хун-Ахау. — Вот что поможет нам! Цуль нагнулся и быстрым движением схватил переползавшую дорогу сороконожку. Другой рукой он вытащил из складок набедренной повязки острый осколок обсидиана и, шепча заклинания, разрезал насекомое на девять частей. — Разрезанная вот так сороконожка приносит большое счастье, — наставительно сказал он юноше. — Задумывай скорее желание, теперь оно непременно исполнится! Задуманное желание — сегодня же увидеть своих друзей — не исполнилось; девять частей сороконожки не помогли Хун-Ахау. Два следующих дня были почти целиком заполнены упражнениями. Хун-Ахау постепенно постигал сложное искусство владения опахалом и наконец удостоился похвалы старика. — 58 —
|