|
Хун-Ахау, бережно держа копье, отправился обратно. Его появление с копьем вызвало у рабов недоумение и любопытство, но спросить, почему юношу вооружили, никто после перебранки не решился. Они сбились в кучу в углу комнаты и принялись оживленно шептаться, поглядывая временами на Хун-Ахау. Юноша подсел к Цулю и кратко пересказал полученное поручение. Старик рассеял его недоумение: — Когда великому жрецу надо узнать будущее, он пьет настойку из священных грибов, и тогда перед его глазами появляются видения, — сказал он. — Собирать эти грибы может только девушка, дочь владыки, в полночь. А ты будешь охранять ее. Это большая честь, и я не знаю, почему она выпала тебе. Будь осторожен, юноша, — закончил со вздохом Цуль, — почести всегда влекут за собой опасности! Пользуясь хорошим настроением старика, Хун-Ахау спросил у него, давно ли он живет во дворце. — Я родился в этих стенах от дворцовой рабыни, — с гордостью отвечал Цуль, — на моих глазах, когда я был в твоем возрасте, наш трижды почтенный владыка взошел на престол. Этими вот руками, — он поднял вверх сухие жилистые руки, — я носил юную владычицу, когда она была маленькой девочкой. Не было ребенка лучше ее. Но после смерти ее матери появилась новая супруга повелителя, а у нее родился сын… Цуль оборвал свои воспоминания, словно опасаясь сказать что-то лишнее. Хун-Ахау заметил это и перестал расспрашивать. Они долго сидели молча, углубленные каждый в свои мысли. После вечерней пищи старика вызвали в покои царевны. Когда уже начало темнеть и возвращавшиеся рабы стали укладываться спать, Цуль вошел в комнату и поманил за собой Хун-Ахау. На площади перед дворцом двое рослых рабов держали легкие носилки. Около них стоял управитель царевны; никого больше из придворных не было. Цуль поставил Хун-Ахау позади носилок и куда-то исчез, а через несколько минут возвратился с большим зажженным факелом. Вскоре появилась и царевна, за которой шла Иш-Кук. Управитель бережно подсадил свою повелительницу в носилки и махнул рукой — небольшой кортеж тронулся. Впереди, с факелом, шел Цуль, за ним рабы несли носилки, а Хун-Ахау и присоединившаяся к нему Иш-Кук замыкали шествие. Идти пришлось довольно долго. Улицы Тикаля были уже пустыми и тихими; большинство жителей спало. Лишь иногда в каком-нибудь доме знатного вельможи виднелись огни, и оттуда доносился шум — там пировали. Редко встречавшиеся прохожие почтительно уступали дорогу. Сопровождавшие царевну выбрались на большую дорогу, прошли по насыпи, соединявшей две стороны ущелья, миновали городской центр и вышли на высоко поднятую над равниной, прямую как стрела сакбе, «белую дорогу». В самом конце ее смутно виднелась на светлом вечернем небе каменная громада храма бога неба. За ним, как догадался Хун-Ахау, вспоминая первые месяцы своего пребывания в городе, и находилась священная роща. — 51 —
|