|
Единственное слово, не переведенное Аргедасом, — это пинчаконки. Его значение разъясняется следующим образом. Пичка — это кечуанское слово для «пяти». Так что эти «очень яркие 3 звезды» (три самые яркие из которых были названы) являются пятью «нечто». Кон — древний эпитет для бога Виракоча, «Кон Тиксе Виракоча». Согласно словарям кечуа, как древним, так и современным, слово кон буквально означает «греметь» и-по метонимии относится к звуку, издаваемому сферическими жерновами — раскатистому грому4. Самыми близкими родственными к кон являются слова кечуа и аймара для обозначения «жернова», пишущиеся по-разному — кхона и ккуна5. Здесь мы находим обозначение пяти из них, пяти сферических жерновов. Снова проступают черты мельницы. Поскольку это имя дано пяти «звездам», то кон, вероятно, лучше всего считать слишком номинальным, чтобы переводить его как «священный объект». Употребляемое в контексте планет — то есть «звезд» с особым свойством «перемещаться по мере того, как они движутся по кругу» — слово кон представляет собой, по моему разумению, первый век, который мы идентифицировали местным андским термином, соответствующим истинному мифологическому смыслу слова «бог». Кечуанское окончание -ки, встречающееся в термине пинча/кон/ки, сегодня пишется как ке и означает то, что кечуанист Антонио Кусиуаман называет «притяжательным», то есть суффиксом, используемым для придания изменяемому таким образом слову смысла метафорического родства. Следовательно, слово пинча-кон-ки буквально означает что-то вроде «наших пяти богов» — тех же пяти, которые похожи на то, что описал анонимный хро нист, и весьма далеки от представ лени я о том, будто андские аборигены никогда не знали имен небесных «странников». Это уже становилось интересным. Одна планета, Венера, всеми признанная как неотъемлемая принадлежность андской культуры, совпадала по своим атрибутам с ее образами в Старом Свете, и это совпадение можно было еще как-то объяснить видом и орбитальным «поведением» планеты. Однако кроме того, оказалось, что, помимо длительное время игнорировавшегося списка планет, представленного анонимным хронистом, имелся еще один источник, который упоминал те же самые пять планетарных божеств и описывал три из них в терминах, весьма похожих на анонимного хрониста. Я полагал, что, как только я увяз в хранилище тайн, мне следовало заняться лучшей из них. Я знал, что непросто составить беспристрастный список сравнительных характеристик между богами Нового и Старого Света: «Все боги огня, пожалуйста, постройтесь в шеренгу в колонке А; всякий считающий себя гермафродитом — в колонке Б» и так далее. Мне нужно было постичь логику составления списков подобных характеристик; то есть я должен был понять, каким образом всякая совокупность характеристик, приписываемых определенной планете, являлась неотъемлемой частью технического языка мифологии и какую то чную астрономическую информацию такие характеристики должны были передавать. Если на этом более высоком уровне соответствия имелись сходства — в качестве интегральных элементов технического языка мифологии, то методологический риск, как я предчувствовал, мог оказаться оправданным потенциальным историческим выигрышем. — 86 —
|