|
«...Полно сердце скорбью, что и на доброе имя, и на сан, от Бога данный, покушаются! С бесчестными меня равняли на своих собраниях и банкетах, за кружкой вина и в пьяном виде упоминали!.. Тревоги и смерти полно сердце от угроз, что не только, презирая мой сан, замышляли изменнически выдать меня и куда-то сослать, но и побуждали некоторых к покушению на мою жизнь!.. Теперь, оставшись без родителей, без родственников, без кровных, без друга и без защиты... препоручив себя всецело Богу, вынужденная неволей, я должна уехать к своему супругу, чтобы сохранить ненарушенной присягу и доброе имя... Посему объявляю это перед моим Богом, что я уезжаю, как для защиты доброго имени, добродетели, сана — ибо, будучи владычицей народов, царицей московской, возвращаться в сословие польской шляхтенки и становиться опять подданной не могу, — так и для блага сего воинства, которое, любя добродетель и славу, верно своей присяге». В дороге Марина сбилась с пути и была перехвачена разъездом сапежинцев. Так она попала в Дмитров, в лагерь Сапеги. Пан Ян, опекавший Марину, был всегда с ней галантен. Правда, по-солдатски, — как-то у неё в гостях он до того упился, что, возвращаясь, упал с лошади. И сейчас Сапега хорошо принял беглянку, но праздника не получилось: к Дмитрову подступили войска Скопина. Дальнейшее описал Мархоцкий: «... царица выказала свой мужественный дух. Когда наши вяло приступали к обороне вала, а немцы с москвитянами пошли на штурм, она выскочила из своего жилища и бросилась к валу: "Что вы делаете, злодеи, я — женщина, и то не испугалась!" Так, благодаря её мужеству, они успешно защитили и крепость, и самих себя». Когда московиты ушли и Марина собралась в Калугу, Сапега хотел воспрепятствовать, но она сказала: «...у меня есть три с половиной сотни донских казаков, и если понадобится, дам битву». И Сапега больше не вмешивался. Буссов, впрочем, утверждает, что Сапега сам ей посоветовал ехать в Калугу и дал в провожатые «московитских немцев и 50 казаков». Царица, одетая в польский мужской костюм из красного бархата, в сапогах со шпорами, с ружьем и саблей, на быстром коне «не хуже любого воина проехала 45 немецких миль и ночью после Сретенья прибыла в Калугу». Самозванец и Марина в Калуге. «Дмитрий» встретил супругу радостно. Он и раньше пытался её выручить: посылал за ней в Туши но три тысячи казаков, но Ружинский их рассеял, пытался склонить привезти царицу жадных до денег поляков. Тем, кто привезет Марину, обещал заплатить по 30 злотых на всадника. Теперь Марина сама явилась, и стал в Калуге новый царский двор. Немалая часть «бояр» и «думных дьяков» перебралась из Тушина в Калугу. Первые места заняли князья Григорий Шаховской и Дмитрий Трубецкой. Самозванца по-прежнему признавали города мятежного юга России — от Северщины до Астрахани, и сверх того Псков, Великие Луки и города Новгородчины. Составилось новое войско из служилых людей и казаков. Слова царика, что он искоренит поганые веры, нашли самый широкий отклик, особенно у казаков, мечтавших отомстить за избиение донцов Ружинским. Повсеместно начались нападения на небольшие отряды поляков, был истреблен крупный отряд Млодского. Но войны тушинцам объявлено не было: «Дмитрий» ещё надеялся переманить наёмников. — 147 —
|