|
В конце августа 1609 г. Сигизмунд двинулся на Смоленск и перед тушинскими поляками встал вопрос — что делать. Король требовал идти под его знамена; наёмники со своей стороны хотели получить «заслуженное» — то, что обещал самозванец. Многие считали, что Сигизмунд должен уйти и не мешать им закончить начатое. В это время царик, желая удержать поляков, выдал обязательства передать наёмникам в кормление Северские земли. Марина также подтвердила эти обязательства. Но это мало помогло — в декабре в Тушино прибыли королевские комиссары, намеренно избегавшие встречи с «Дмитрием». На предложения представиться царику они отвечали, что имеют полномочия вести переговоры с «рыцарством» и московскими боярами, но не с проходимцем. Царик и царица могли лишь наблюдать из окон за проезжающими комиссарами. Уехать из Тушина «Дмитрий» не мог — поляки его крепко стерегли. Пока шли переговоры, в палаты к царику тайно пробрался изгнанный из войска Адам Вишневецкий. Царик обрадовался другу и устроил попойку. Он подарил князю коня, саблю и одежду, украшенную соболями и жемчугом. О подарках тут же пошли слухи, и в царскую избу ворвался гетман Ружинский. Он бил палкой пьяного князя Адама до тех пор, пока не сломал палку, и предупредил, что если тот не уберется из лагеря, то кончит, как Меховецкий. На протесты царика и упреки в переговорах за его спиной Ружинский, замахнувшись булавой, закричал: «Эй, ты, московитский сукин сын! Зачем тебе знать, какое у послов до меня дело! Чёрт тебя знает, кто ты такой. Мы, поляки, так долго проливали за тебя кровь, а ещё ни разу не получали вознаграждения и того, что нам положено ещё». В тот же вечер «Дмитрий» пришел к супруге, упал к её ногам и со слезами сказал: «Польский король вошел в опасный для меня сговор с моим полководцем, который так меня сейчас разделал, что я буду недостоин появляться тебе на глаза, если стерплю это. Или ему смерть, или мне погибель, у него и у поляков ничего хорошего на уме нет. Да сохрани господь меня на том пути, в который я собираюсь отправиться, сохрани господь от лукавого и тебя, остающуюся здесь». Переодевшись в крестьянское платье, он и его шут, Пётр Кошелев, спрятались в санях, прикрытые тесом, и несколько казаков скрытно вывезли их из лагеря. Произошло это 27 декабря (ст. стиля) 1609 г. Царик направился в Калугу, всегда ему верную. Как пишет Буссов, сначала он заехал в соседний с Калугой монастырь и послал монахов в город сказать, что поганый польский король не раз требовал, чтобы он уступил ему Северские земли. Но он ему отказал, дабы там не укоренилась поганая вера, а теперь король подговаривает служивших у царя поляков, чтобы они схватили его и отвезли к королю. «А он, Димитрий, узнав об этом, скрылся и спрашивает теперь народ, что они собираются делать и решить в его деле. Если они останутся ему верны, то он приедет к ним, с помощью Николая Угодника и всех присягнувших ему городов отомстит... Он готов умереть вместе с народом за христианскую [русскую] веру и все остальные поганые веры искоренит, польскому же королю ни села, ни деревеньки, ни деревца, ни тем более города или княжества не уступит». Слова эти очень понравились калужцам. Они пришли в монастырь, поднесли «царю» хлеб и соль, отвели в кремль, в воеводские палаты, подарили одежду и лошадей, позаботились о кухне и припасах. Судьба снова улыбнулась самозванцу. — 145 —
|