|
Но к моему удовольствию, «горная рвань» так и не сдвинулся со своего места.
«Этот тип, похоже, не врёт», — решил я, доставая жареную оленину.
- Вот видите, я вас сейчас кормить стану. Хотел бы убить, разве стал бы этим заниматься? — посмотрел я на него.
- Логично, — кивнул бородач.
- Но сначала я напою вас хорошим чаем, — повесил я над огнём свой чайник, — а потом буду кормить понемногу подогретой олениной.
- Давайте сначала познакомимся, — опустил свои голые ноги с бревна успокоившийся бородач. — Меня звать Густавом Давидовичем Швамбергом.
Услышав имя незнакомца, я чуть не схватился за сердце.
«Опять богоизбранный! И где? Здесь, в сибирской глухомани! Там, где раз в столетие ступает нога человека! Вот народ так народ. Воистину от них нет спасения. Везде проникнут! Даже туда, куда русский не залезет!»
Увидев, что я изменился в лице, Густав Давидович забеспокоился.
- Вы, наверное, решили, что я еврей? — старик понял, в чём дело. — Так вот, я вам скажу: я чистокровный немец. Из немцев Поволжья. Это правда, поверьте! Разве вы не видите, что в моём облике ничего нет семитского.
«Евреи давным-давно стали походить и на русских, и на немцев, и даже на китайцев. Генетика тут ни при чём. Всё дело в психике, в подчинении её эгрегору Яхве-Амона. Но если ты, дядя, доказываешь мне, что не еврей, что ж, придётся сделать вид, что я тебе поверил».
- О каком облике вы говорите? — усмехнулся я. — У вас же на лице видны одни глаза, остальное всё борода.
- Но ведь они у меня голубые, посмотрите, — настаивал Швамберг. — И потом, я свободно говорю по-немецки. И даже пою на родном языке песни.
- Тогда что-нибудь спойте, — попросил я его.
- Пожалуйста, с удовольствием! — первый раз за всё время улыбнулся Густав Давидович.
И он коряво и фальшиво пропел пару куплетов из какой-то народной немецкой песни...
— 248 —
|