|
- Лена, я чувствую, что по чужой воле попал в какую-то историю. Если найду Фергюса-Корнилия-Кельта за месяц, то сразу вернусь в Сердобольск. - Мы вернемся, - поправила я папу. - И что, вам можно верить? – спросила мама. - Конечно, я же не собираюсь искать монаха из Ирландии всю жизнь. Для начала хочу честно отработать гонорар, а уехать мы всегда сможем. - Но тебе даже некуда слать свои отчеты. В Голуэй, на деревню к дедушке? - Ты знаешь, - вдруг тихо сказал папа, - у меня порой возникает ощущение, что те люди, которые ввязали меня в эту историю, находятся гораздо ближе ко мне... Или они видят лучше, чем я... Если они вообще - люди... Все, заканчиваю писать. Родители зовут - уже время обеда. 2. - Теперь мой рассказ закончен, - сказал я и попросил жену и дочь, как и условились, решить, что мы будем делать дальше. - Повторяю, господа присяжные заседатели, действительным станет то решение, за которое проголосуем единогласно. - Я за то, чтобы мы с папой уехали в Мареевку на то время, которое будет нужно для поисков Анны и ее отца, но желательно, чтобы в июне следующего года мы здесь, в Сердобольске, встречали маму - Прекрасно формулируешь, дочь, - одобрил я Машу, - немного длинновато, но, тем не менее, все понятно. Спасибо. Я тоже - за. Со своей стороны беру обязательство управиться за год. - Мамуль, всего один год! - по-индусски сложив ладони, Маша умоляюще смотрела на маму. - И вообще, голосуй сердцем! - Нет, я хочу голосовать умом! Вы, дорогие мои, задумывались, где Мария Николаевна учиться соизволит? За два километра в сельскую школу будет ходить? - Я буду ее водить туда. И встречать. А чем, кстати, сельская школа плоха? Да лучшие люди страны, если хочешь знать, учились в сельских школах. - Интересно. И кто, например? - Кто? Я же говорю - лучшие. Несть им числа. - Несть, значит? - Точно. А если совсем серьезно, Леночка, ты голосуй как хочешь. Мы примем любое твое решение. - И я скромно опустил глаза долу. - Фи, мерзкие лицемеры. Скромников из себя строят. Ладно. Я - за. Но только попробуйте... - Ура! - закричала счастливая Маша. А я, если честно, так и не понимал, радоваться мне или грустить. Жизнь, спустя два года, семь месяцев и десять дней, затягивала меня в новый омут. Я вслушивался в себя, смотрел по сторонам, искал знака, но то ли мудрости у меня не было и в помине, то ли еще по какой причине, но только передо мной был туман и я не видел ничего дальше собственного носа и ничего не слышал, кроме счастливого голоса дочери да еще плеска струй Голубицы, разбивающихся о прибрежные камни. — 12 —
|