|
Я привезла ему от отца Филиппа бутылку французского вина и изрядный кусок козьего сыра: мол, утешься, друг! Рождественский монастырь ждет тебя не дождется. Мы выпили по стаканчику, и он рассказал мне и про отца Платона, и про французского генерала, и про Мымрики, и про Бобыля… Вздохнул, переходя на русский: — Жизнь здесь очень суровий. Я венчаль жених и невеста, и вся Уситва пиль три дня, так что жених вдруг умираль. Я его отпел. И вся Уситва — скорбель. И тогда опять пиль два дня. А сейчас уже третий день. Опять пиль. Суровий жизнь! И уже по-французски добавил: — Проповедь хочу сказать. У меня уже все и приготовлено — здесь и здесь. — И он показал на свой лоб и на сердце. — А ты мне помоги все это по-русски сказать. Скумекаль? — вставил он вдруг между французских слов. — А то бабулья не поймет (baboulia ne comprendra pas). Ну хорошо. Взяла я у него с полки словари, разложила, раскрыла тетрадь: — Давай! Он улыбнулся, начал что-то говорить, но почти сразу замахал руками: не то. Тогда поднялся из-за стола, встал передо мной, как на амвоне, как на облаке, как на воздусех, даже крест иерейский надел, вновь улыбнулся, откашлялся, сделался вдруг серьезным и словно обо мне забыл: — Как же любит человека Бог! А человек все не доверяет Ему, не верит в Его любовь. Я добросовестно все это записала большими русскими буквами. — Бог с самого начала учил человека любви. Можно сказать, что Он только и учил его — любви. Только любви. Одной любви. И Сам терпеливо ждал ее, ждал, когда человек, наконец, поймет, что это такое, когда он, наконец, полюбит… — Помедленнее, — попросила я. — Но на протяжении первых двадцати двух глав Книги Бытия человек все никак не может ее почувствовать, все никак ее не узнает, все никак не полюбит. Первый, кто дорос до любви, — Авраам. Бог сказал ему: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака. Первая человеческая любовь — любовь отеческая и жертвенная, это та же жертвенная Божественная любовь, любовь, какой Бог возлюбил мир, возлюбил каждого, каждого человека. — Ну куда ты загнул — какой еще Авраам, Исаак, кто это здесь поймет? — Я даже отложила тетрадь и ручку. Но он уже не слушал меня, продолжал, вдохновляясь: — Ну все равно. Если слова не поймут, то поймут смысл. Если не поймут смысл, почувствуют энергию смысла. Если не поймут головой, поймут душой… Потом Бог раскрывает человеку супружескую, материнскую, братскую любовь. Исаак возлюбил Ревекку, жену свою. Ревекка любила Иакова, своего сына, и Иосиф любил Вениамина, который был его брат: «Удалился Иосиф, потому что вскипела любовь к брату его, и он готов был заплакать, и вошел он во внутреннюю комнату, и плакал там». — 120 —
|