|
Но Вы увидите, что то умное делание, о котором учит православная аскетика, — существовало в Церкви во все века и многие из святых древней Церкви до разделения писали об умной молитве, а еще большее число их занимались и восходили до последних доступных на земле благодатных состояний. Святые Иоанн Златоуст, Григорий Богослов, Исихий Иерусалимский (ученик Григория Богослова — в начале V века († 433) жаловался уже на «умаление и оставление умного делания»[233]), Иоанн Лествичник, Варсануфий Великий, авва Дорофей и другие. Старец отец Силуан запрещает нам занимать свой ум разбором учений Православной и Католической Церквей и сравниванием их; говорит, что нужнее нам и полезнее молиться чистым умом. Уклонившись в некоторой мере от его совета, я погрешаю, но добавлю еще, что, быть может, Вы будете иметь возможность познакомиться с учением о несозданном Свете. Сказал, что пришло на ум из того, что мне кажется более существенным и мало вспоминаемым апологетами Церкви. Простите меня, дорогой батюшка отец Давид, что я не смогу Вам многого сказать по причине недостаточного знакомства моего с этим вопросом, то есть ничего нового не могу Вам сказать. Для меня вопрос о Церквах решен окончательно, но не путем подробного изучения и сравнения, а путем молитвы. Как я молился об этом, Един Господь ведает. Впрочем, я и в порядке умственного убеждения всецело теперь склоняюсь к Православной Церкви, но говорить об этом подробно — дело совершенно излишнее. Душа моя познала Бога, что «Он есть Любовь»[234], и Любовь неизреченная, несказанная, неизъяснимая, ненасытная, безграничная, чистейшая, святейшая, недомыслимая по совершенству, сладчайшая, крепкая, вечная, и что еще сказать? Бог есть Свет, в Котором нет ни единой тьмы [235] (или пятна, или порока). Когда по дару милосердия Божия душа удостаивается созерцать Святость и Любовь Божию (не говорю о справедливости, которая некоторым образом неудобомыслима в связи с бесконечной любовью Бога), тогда она невольно в каком — то неизъяснимом изумлении, удивлении говорит: «О, какой у нас Господь». И уже после того душа во всех своих разумениях и суждениях исходит из того познания, которого удостоилась, то есть что Бог есть любы [236]. Потому неудобомыслится справедливость в Боге, что даже и человек в состоянии благодати поставляется превыше закона справедливости[237], научается любить и молиться с ненасытным плачем не только за друзей, но и за врагов и исполняется милости и сострадания ко всякой твари. В молитве за ближних своих человек тогда доходит до готовности душу свою погубить не только во времени, но и в вечности, лишь бы и они познали истинного Бога, испили от чаши любви Его. Дух тогда свидетельствует об истине с несомненностью. Сердце, уязвленное любовью Божественною, иногда болит так, как бы его пронзил кто раскаленным мечом, но болезнь эта сладкая непередаваемо. От сладости любви Божией человек может забывать весь мир. — 64 —
|