|
Для успешного проведения индустриализации усилий одной технической элиты было недостаточно, необходима была и активность непосредственных производителей: рабочих, мастеров, машинистов, станочников и тому подобных. И для того, чтобы вдохновить их на творческое отношение к своему делу, в 1935 году по подсказке партии в стране развернулось стахановское движение массовое соревнование за повышение производительности труда путём внедрения рационализаторских предложений, лучшего использования техники и более добросовестной работы. Так под рёв моторов, жужжание приводных ремней, стук молотков и скрип тачек вершились великие тридцатые, осеняемые лозунгами партии: «Техника решает всё», «Кадры решают всё» и, наконец, «Кадры, овладевшие техникой, решают всё». Наш народ овладел техникой и дал стране качественные кадры, в результате чего произошло нечто совершенно невероятное: к 1937 году по объёму промышленной продукции Россия, переименованная в СССР, ещё недавно лежавшая в руинах, вышла на первое место в Европе и на второе место в мире. Но на фоне этих поразительных производственных рекордов шокирующе выглядит ещё один рекорд, совсем другого рода: в том же 1937 году был достигнут абсолютный максимум числа арестованных. Почему же как раз в то время, когда всюду распевали «Вставай, не спи, кудрявая – в цехах звеня, встаёт страна со славою навстречу дня», по выражению Высоцкого, «В срока огромные брели этапы длинные»? Думается, объясняется это тем, что Сталин не желал из сакральной фигуры превращаться в простого организатора материального производства, пусть и очень мудрого. « Я не хозяйственник, я всё ещё громовержец». – напомнил он народу в тот момент, когда тот мог начать воспринимать его по-другому. Пресловутый тридцать седьмой был не годом мести тем, кто не верил в победу социализма в одной, отдельно взятой стране, не годом расправы с классовыми врагами, а годом ритуальных жертвоприношений, последовавшим за принятием в 1936 году «Сталинской конституции», закрепившей успехи в деле государственного строительства. После этой, самой значительной, вспышки террор пошёл на спад. Религия бога смерти Танатоса не подходила для народа, который до этого вкусил уже религию Бога Жизни – Христа Спасителя. В духовной сфере оставалась незаполненная область, а природа, как известно, не терпит пустоты. И подсознательные религиозные запросы стали заполняться какой-то эклектикой, в которую входили и разжигаемый средствами массовой пропаганды энтузиазм ударного труда, и всё более явно поощряемый сверху русский патриотизм, и, конечно, культ товарища Сталина как корифея всех наук, и воспоминания о героических эпизодах Гражданской войны, и официально оставшийся нашей конечной целью коммунизм, хотя вместо близкой реальности, какой казался в двадцатых, он стал чем-то вроде миража в пустыне. А с 1933 года, когда к власти в Германии пришли фашисты, в эту мешанину всё более начал вплетаться грозный призыв: «Если завтра война, если завтра в поход, если тёмная сила нагрянет, как один человек весь советский народ за свободную родину встанет». Рядом с культом вождя начал формироваться культ защиты отечества, которая становилась всё более необходимой. Когда действительно начнётся война, они сольются воедино, выражаясь краткой формулой: «За родину, за Сталина!» — 64 —
|