|
(1) Разумеется, это нимало не противоречит прощению греха в таинстве покаяния, которое уже в себе включает это изживание, с применением силы искупительной жертвы Христовой. 514 весть не принимают учения о вечности мук, понимаемой в смысле бесконечного времени, в неподвижной его неизменности, как это обычно излагается. К тому же и психологически эта доктрина устрашения грешников, конечно, совершенно неспособна достигнуть своей педагогической цели: человеческое воображение, даже и склонное к панике, все равно остается неспособно вместить конкретной идеи вечных мук, в качестве неподвижной бесконечности во времени, а тем более в возрастающей силе их, что может мести только к полному уничтожению сущих во аде и его устранению, путем аннигиляции. Эта мысль, предназначенная к тому, чтобы терроризировать души, цели не достигает, п. ч. она абстрактна и потому бессильна. В то же время, ошеломляя ужасом сердца чуткие, парализуя в них сыновнюю любовь и детское доверие к Небесному Отцу, уподобляет христианство исламу, подменяя любовь страхом. Однако и спасительный страх должен иметь свою меру и не превращаться в запугивание. Но — к счастью или несчастью — такое запугивание уже вовсе и не запугивает. Реально для человеческой психологии не абстрактно-бесконечное, но непосредственно предстоящее, конкретное страдание. Оно само по себе достаточно, чтобы сломить жестоковыйное сердце, поразив его спасительным страхом Божиим. Эта основная мысль состоит в том, — что за свои злые мысли, дела, вожделения, грехи, ведомые и даже неведомые в сознании, но присутствующие в подсознании, каждый имеет. понести ответственность, выстрадать их, вполне изжить, не в абстрактной и мнимой бесконечности времени «вечных мук», но в предстоящем каждому страдании от них. Преобладание педагогии страха в эсхатологии, которое было, может быть, соответственно и действенно в психологии веков минувших, бездейственно и скорее шокирует в наши дни. Это есть простой и каждому очевидный психологический факт для нашего времени. И он совсем не означает, чтобы потерян был страх Божий и сознание всей неумолимой ответственности за свою жизнь, но перестала приниматься сознанием идея бесконечности наказания и мук за конечные и все же ограниченные грехи. Содержание идеи Страшного суда состоит в том, что существует вся полнота ответственности и имманентно заключенного в ней наказания, в этом смысле подлинно «вечной» муки для каждого, причем этот страх есть страх любви, страх Божий: хотя «совершенная любовь и изгоняет страх» (1 Ио. 4, 18), однако страх Божий есть неизбежный путь любви. Эта мысль об ответственности за грехи и гневе Божием на них есть здравая духовная соль, осоляющая душу, гораздо действеннее, нежели тер- — 470 —
|