|
Месяц находился Джалал-эд-дин в Тбилиси, месяц продолжалось побоище, превосходящее жестокость ассирийских царей, которые писали число убитых пленников на скалах, как бы в назидание потомкам. Волны Куры были алыми от крови. В истории имеются поразительные совпадения: таковы судьбы Ашота Куропалата и царя Димитрия Самопожертвователя. Один управлял страной после арабского нашествия, другой – после вторжения монголов. Оба подняли из руин и пожарищ Грузию, как Зоровавель после вавилонского плена – Иерусалим и его святыню – Храм. Оба кротко терпели обличения от своих духовных отцов: Ашот Куропалат – от святого Григория Хандзойского – мужа пророческого духа, а Димитрий Самопожертвователь – от преподобного Пимена юродивого, названного «Нафаном Грузинской Церкви». Ашот Куропалат был изменнически убит в храме, как пророк Захария, между жертвенником и алтарем, а царь Димитрий – самого себя принес, словно жертву за Грузию, монголам, чтобы своей кровью утолить их ярость, как голод волчьей стаи. Народ назвал его Самопожертвователем, самым прекрасным из имен. А вот имя Шах-Аббаса[38] народы Закавказья вспоминают с проклятием. Казалось, целью его жизни было уничтожить Грузию или превратить ее в татарское ханство, как целью жизни Катона – сравнять с землей Карфаген, а камни стен его вырыть из основания и бросить в море. Много бед испытала за свою историю Грузия. Огнепоклонники мстили даже мертвым: разрывали могилы, выбрасывали трупы и кости на съедение птицам и зверям; монголы уничтожали все живое на своем пути, а Шах-Аббас не только превращал города и села в руины, но и приказывал вырубать деревья, выкорчевывать виноградники, вытаптывать и сжигать посевы на полях, словно хотел превратить Кахетию – сад Грузии – в долину Мертвого моря. Для него все христиане были врагами, которых он заранее приговорил к смертной казни. Больше всех людей на земле Шах-Аббас ненавидел картлийского царя Луарсаба, не раз побеждавшего его на поле битвы и в состязаниях: в искусстве метать копье и управлять конем. Шах умел выжидать. Ненависть и зависть, кипевшие в его сердце, он скрывал под маской друга, как убийца прячет кинжал в складках своей одежды. Шах-Аббаса персы называли «львом Востока». Но царь пустыни и лесов никогда не кидается из засады сзади. Он благороден даже к своим врагам. Шах скорее походил на змею, затаившуюся у дороги, чтобы неожиданно вонзить свои зубы в тело путника, влить смертоносный яд в его кровь, а затем смотреть неподвижными холодными глазами, как ее жертва бьется в судорогах агонии. Но в отличие от змеи, тиран считает смерть слишком легким наказанием для своей жертвы. Он хочет провести противника через ад унижений, сломить его волю, сделать презренным в глазах народа. Для тирана высшая победа – видеть, что его враг умер не как мученик, а как пес. Персидский царь Сапор, взяв в плен цезаря Валентиниана, не убил его, а назначил на новую должность при своем дворе: в праздники цезарь должен был опускаться на колени, преклонять голову, и Сапор наступал сапогом ему на шею, как на подножие, когда садился на коня. — 133 —
|