|
- И что наковырял? Посмотри на себя, во что превратился? Зарос, обрюзг, посинел... - Ты всегда умела утешить. Спасибо. - Пожалуйста. Лишь бы на здоровье. - Знаешь, Вера, я ведь и сам хотел со всем этим завязать. - Ну? - Не получается, вот тебе и ну. Вечером ляжешь – не сердце, а гармошка, сплошные перебои. И так лежишь всю ночь. А если уснешь, кошмар снится. - Какой кошмар? - Будто ты заходишь в кабинет Марии Ивановны и говоришь мне: «У тебя осталась минута, чтобы его спасти». Я бегу, хватаю скальпель, что-то пытаюсь сделать... А он, он разговаривает. - Кто? - Мушкетер, парень этот. Даже не так: будто скулит и плачет. Жалобно-жалобно. «Мамочка, я не хочу умирать, спаси меня». А кто-то сверху считает: «Осталось двадцать секунд, осталось девятнадцать»... У меня сердце готово из груди выпрыгнуть. А потом – бах! – и все. Заходит девушка, невеста его, с букетом цветов и говорит мне: «Спасибо вам, Асинкрит Васильевич, теперь мне эти цветы не нужны, возьмите их себе». Откроешь глаза – и так муторно на душе, так муторно... Во дворе тетки ругаются, кто чью бельевую веревку занял, по телевизору учителей глодающих показывают. - Врачей еще не показывали? - Что, так плохо дела? - Возвращайся, все узнаешь. - Я не договорил. - Так я уже все поняла. Открываешь ты такой бедный глаза – и единственные для них образа – бутылка. А вечером все по новой. - Точно, - как-то простодушно отозвался Сидорин. – И, знаешь, мне кажется, что я уже не смогу без нее. - Ну и помрешь. С твоим сердцем еще год такой жизни не выдержишь. - Помру? А может это выход? Сидорин встал и вышел на кухню. Минуту спустя он вышел оттуда со стаканом, до краев наполненным водкой. В левой руке Асинкрит держал половину соленого огурца. - Ты видишь, я еще закусываю, значит не совсем еще пропащий... Жаль некому компанию составить. Твое здоровье, Вера Николаевна, – интонация его голоса опять изменилась. – Так и передай своему Сереге, повезло ему с бабой. - Не надо, Асинкрит, - как-то по-детски жалобно попросила Вера Николаевна. - И не проси, Толмачева, не проси. Поздно! Выпил, медленно поставил стакан на телевизор, понюхал огурец и положил его в стакан. - Все. Завязал я, Вера. Это – последний... Как мне тебя отблагодарить? - За что? - За все. Хочешь, я тебе стихи почитаю. Хорошие. – И не дожидаясь согласия собеседницы, стал декламировать. Впрочем, декламацией это было назвать трудно, - скорее он просто разговаривал с Верой. - Приходите ко мне ночевать. Мягче ночи моей только сны. Я из трав соберу вам кровать — 39 —
|