|
- Старосельским? - Ага. С дядей Лешей даже дружил. Наш был человек. - Тоже жил по своему времени? - Зря смеешься. По собственному времени я один живу. Дядя Леша он... он... Слушай, что пристал? Умер дядя Леша. Вода у него в легких стала собираться. Сили... семи... - Силикоз? - Ага. У нас от него много шахтеров поумерали. Всю жизнь под землей отработали, вот и получили болезнь. Зато радовались: в пятьдесят лет на пенсию уйдем. Ушли, а что толку? Полгода-год на лавочках посидели – и все. - Дядя Леша тоже на лавочке сидел? - Он стихи писал. - Стихи? Ты их помнишь? - Откуда? Он их даже в районной газете не печатал. - Не брали? - Сам не хотел. Уж как его просила Любовь Евгеньевна... - Это кто? Жена? - Нет, учителка. Жену Катериной звали. Она сейчас где-то в Тюмени у дочери живет. - У них была дочь? - Почему была? Она на два года младше меня, и... - Костя, извини, что перебиваю: кроме дочери у них были еще дети? - Нет, хотя, что это я? К кому же тогда дядя Леша на могилу ходил? - Наверное, к сыну. Умер он маленьким, - начиная волноваться, подсказал Сидорин. - Точно. А ты случайно им не родственник? - Вот, посмотри, - Асинкрит достал фотографию, - это – не дядя Леша? - Он! Только молодой. И Катя молодая, а ее я не знаю, - и Корин показал пальцем на пожилую женщину. - Может, теща? Костя пожал плечами. - Правда, не знаю. Говорю же, маленьким был. А если ты родственник, чего спрашиваешь? Оглушенный от нахлынувших чувств, Сидорин смог только тихо произнести: - Никто он мне, понимаешь? Никто! Фотография случайно ко мне попала, а потом он... дядя Леша мне приснился... Впрочем, тебе это вряд ли интересно. Корин присвистнул. - А говоришь, что я – странный. Куда мне до тебя – друг. Асинкрит не слышал собеседника. Он смотрел на пятиэтажку, которая теперь казалась ему саркофагом, который спрятал, укрыл, придавил – чью-то жизнь, судьбу. Стало так тоскливо, что Сидорина даже не порадовал удачный, в принципе, исход его поездки: человек из сна существовал, а не был плодом бесовских или иных фантазий... Костя дернул Асинкрита за рукав. - Ты меня слышишь? - Что? - Я говорю: тебе надо сходить к Любови Евгеньевне. Скажи, что от меня. Она тебе больше расскажет. И Корин объяснил, как найти учительницу. - Спасибо, - ответил Сидорин, - только стоит ли ее беспокоить? Ему расхотелось погружаться в чужую жизнь, расхотелось вновь и вновь, как некогда на кладбище у исчезнувшей с лица земли деревни погружаться в эту давящую мучительную тоску. До него жили и после него будут жить в России миллионы людей. И все они однажды умрут, пройдя свой путь... И он умрет. Так откуда эта непонятная тоска?.. — 179 —
|