|
Благословите солнце и луна Благословите дождь и роса Благословите нощи и дни Благословите молнии и облацы Благословите моря и реки Благословите птицы небесныя Благословите звери и вcu скоти. Перед глазами встала медведица со слепым медвежонком, пришедшая к святому Макарию: – Благословите звери!.. «Поим Господеви! Славно бо прославися!» Пасха! Это она гремит в боготканных глаголах: «Господа пойте, и превозносите во вся веки!» После чтения «Апостола» вышли к Плащанице три певца в синих кафтанах. Они земно поклонились лежащему во гробе и запели: «Воскресни, Боже, суди земли, яко Ты наследиши во всех языцех». Во время пения духовенство в алтаре извлачало с себя черные страстные ризы и облекалось во все белое. С престола, жертвенника и аналоев снимали черное и облекали их в белую серебряную парчу. Это было до того неожиданно и дивно, что я захотел сейчас же побежать домой и обо всем этом диве рассказать матери… Как ни старался сдержать восторг, ничего с собою поделать не мог. – Надо рассказать матери… сейчас же! Прибежал, запыхавшись, домой, и на пороге крикнул: – В церкви все белое! Сняли черное, и кругом – одно белое… и вообще Пасха! Еще что‑то хотел добавить, но не вышло, и опять побежал в церковь. Там уж пели особую херувимскую песню, которая звучала у меня в ушах до наступления сумерек: Да молчит всякая плоть человеча и да стоит со страхом и трепетом и ничтоже земное в себе да помышляет. Царь бо царствующих и Господь Господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным… В.А. Никифоров‑ВолгинСветлая заутреняНад землей догорала сегодняшняя литургийная песнь: «Да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом». Вечерняя земля затихала. Дома открывали стеклянные дверцы икон. Я спросил отца: – Это для чего? – Это знак того, что на Пасху двери райские отверзаются! До начала заутрени мы с отцом хотели выспаться, но не могли. Лежали на постели рядом, и он рассказывал, как ему мальчиком пришлось встречать Пасху в Москве. – Московская Пасха, сынок, могучая! Кто раз повидал ее, тот до гроба поминать будет. Грохнет это в полночь первый удар колокола с Ивана Великого, так словно небо со звездами упадет на землю! А в колоколе‑то, сынок, шесть тысяч пудов, и для раскачивания языка требовалось двенадцать человек! Первый удар подгоняли к бою часов на Спасской башне… Отец приподнимается с постели и говорит о Москве с дрожью в голосе: — 42 —
|