|
– А теперь и Вы, владыко, благословите мою келью! – Благословение Божие да пребывает неотступно на месте сем и на Вас! – произнес я и осенил келью обеими руками. В ответ раздалось глубоко взволнованное, немного высокое, спетое из глубины сердца: 161 – Ис полла эти деспота!!! Так спеть может только батюшка. Он всегда будет петь так же при наших новых встречах, отчего я заметил: – Батюшка! Вы – самый лучший и самый дорогой исполатчик при моем епископском служении. Дальше был недолгий разговор. Я попытался изложить все, что было у меня на сердце. Отец Иоанн крепко сжал мою руку, второй обхватил за шею, склонил голову и на ухо произнес: – Не стоит много говорить об этом. Я все знаю. Давайте помолимся. Он повернулся к иконам, висевшим в красном углу, оперся на стоявший под ними аналой с крестом и Евангелием, осенил себя медленно и истово крестным знамением: – Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков! Аминь! И далее стал читать молитвы обычного начала с «Царю Небесный» по «Отче наш». Никто и никогда не читал так при мне молитвы, как он. Это было необыкновенное чтение – это была беседа с Богом. То батюшка умилительно просил, то благоговейно и настойчиво требовал, то убеждал Его в необходимости. Происходило нечто особенное – это было таинство молитвы. Я смотрел то на отца Иоанна, то на образа и видел, что телесно он пребывает здесь, но духом предстоит там, у Престола Божия. Стены кельи не могли удержать ни его пламенеющего духа, ни его молитвы. «А сейчас, уж простите меня, убогого, дорогой Владыко, я помажу Вас освященным в стенах нашей обители елеем» – батюшка достал маленький флакончик благовонного масла и, опираясь на мою руку, второй начертал от края до края моего чела крест. – Во имя Отца и Сына и Святаго Духа! Аминь. И далее также глаза, уши, уста, руки. 162 – Откройте сердце! Я расстегнул ворот подрясника и рубашки, отодвинул параман, открыв область груди, где располагается сердце. – Здесь надо особо, – заметил отец Иоанн и начертал крест трижды. Я стоял, ничего не понимая. Чувство было такое, что из меня через стопы стал вытекать свинец, наполнявший меня до сих пор. Появилась возможность двигаться, дышать, прояснились мысли – все внутри ожило, возвратилось к жизни. После этого еще несколько минут мы целовали друг другу руки: я с благодарностью и сыновней любовью исцелившие меня руки старца, а он по глубочайшему своему смирению руки молодого епископа. От переполнявших меня чувств я как-то нелепо попрощался и направился к двери. – Постойте, постойте, – окликнул меня батюшка. – Как же Вы уйдете без утешения?! — 76 —
|