|
Вспоминают духовные чада: «Решили мы на второй день Пасхальной седмицы поздравить отца Иоанна. Застали его в храме. Отца Дорофея не было, он уехал в Рязань к сыну. Встретил нас пасхальный батюшка: «Как я рад, как я рад! Хожу с утра, сердце полно любви, кому отдать, кому отдать? Спасибо, что пришли! Чем бы нам угоститься? Нет ли у вас чего с собой?» Мы в полном недоумении. Перед на- 83 шим мысленным взором – длиннющий пасхальный стол, уставленный яствами. – Батюшка, куда же делось все со стола-то? Отвечает: – Так ведь нет благословения настоятеля что-либо брать с трапезного стола. Он уехал и ничего не сказал». Троицкий храм стоял на высокой горе, омываемой полноводной в то время Окой. Напротив него расположилось старое, некогда церковное здание, а теперь сельская школа. Школа смотрела всеми своими окнами на храм, застывший в безмолвной проповеди о Боге и Вечности. Храм, давно не видевший ремонта, взывал о помощи. Но время было такое, что без санкции уполномоченного нельзя было и гвоздя забить. Начались усиленные молитвы и хождения по инстанциям. Милостью Божией получили разрешение привести в порядок стены. Наутро, когда работы по ремонту были закончены, преподаватели и школьники, придя на занятия, замерли от удивления. Со стен храма из ниш на них смотрели лики святых. Новые иконы, тайно от всех написанные, завершили внешнее убранство. Это было уже вопиющее «беззаконие». Все притихли в ожидании бури, но на этот раз она пронеслась лишь над головами священников. Уполномоченный не скрывал своего гнева и слов не выбирал. На его неистовое «Пошли вон!» оба священника исчезли мгновенно и долго потом не напоминали о себе. А иконы в нишах так и остались. Вернуться же к уполномоченному с новой просьбой все-таки пришлось – протекла кровля храма. От дерзости просителя даже глаза у начальства налились кровью: – Рядом школа, крыша течет, забор валится, – выдохнул. – Мы не можем отремонтировать школу и вам запрещаем делать ремонт храма! Все, хватит! 84 – Да мы и вам крышу отремонтируем, и забор поставим в школе. – Нельзя, церковь отделена от государства. На этом разговор был окончен. Крышу храма пришлось крыть тайком, особым образом, невидимым для окружающих. Отец Иоанн с помощником из Москвы вдвоем закрепили железо под старой кровлей. Так по-монашески жил приходской храм Святой Троицы: молитва и труд, труд и молитва. Мирствовал Троицкий приход, но не дремал и тоже усиленно трудился «враг мира». То, что отец Иоанн в отношениях с настоятелем воспринимал для себя как монашеский искус, давно раздражало некоторых москвичей. В них назревал протест. Тайно от отца Иоанна они написали архиерею письмо-жалобу на настоятеля. Владыка Николай вызвал отца Дорофея для объяснения. Тот вернулся из Рязани чернее тучи: «Я думал, ты мой друг! Я полностью доверился тебе, полюбил! А оказывается, я змею пригрел на своей груди!» – обрушил он упреки на голову ничего не понимающего батюшки. — 37 —
|