Художники совершенно по-разному изображают природу, по-разному о ней думают и исследователи. Такова жизнь. Сказанное Христом – это сама жизнь, это само Царство Божие, тогда как всякая доктрина – это некое сужение, умаление истины: неизреченное – изрекается, неописанное – описывается, полнота жизни вкладывается в узкие рамки несовершенных человеческих представлений. Господь поступал иначе, поэтому Его слова могут привлечь всякого, как и природа. За превращение Нового Завета в доктрину христианам пришлось дорого заплатить. На этой почве произошло много расколов и возникли различные ереси. В V столетии случился раскол и возникли различные христологические концепции. Внимательное сопоставление современного учения Армянской и Русской Православной Церквей показывают, что мы говорим практически об одном и том же, только используем при этом различную терминологию. Некоторые богословы считают этот раскол историческим недоразумением. Другие, наоборот, полагают, что имеются принципиальные расхождения, но сейчас речь не об этом, а о том, что христиане не раз превращали слова Христа в концепции, и, как правило, крайне неудачно. Впрочем, случались и счастливые исключения, как например, в случае с богословием митрополита Макария. Думаю, мы не погрешим против истины, если скажем, что эта концепция оказалась очень удачной. Первую попытку предпринял еще Ориген, а завершился процесс в VIII веке составлением изложения православной веры Иоанном Дамаскиным [81] . Восемь столетий должно было пройти, пока, наконец, все не было собрано в единую концепцию! Но слова Христа ни в какую концепцию не впишешь, они – сама жизнь. Православие – это должное восприятие Господних слов, а не некая безупречная доктрина. Что написал Сам Иисус? Ничего. Он не был писателем. Он просто учил, потому, что Он Сам есть воплощенное Слово. Пилат спрашивает: Что есть истина? (Ин. 18: 38), а Истина стоит перед ним. Истина не «что», а «Кто». Истина – это не концепция, не доктрина. Пилат знал римскую философию, видел различия в учениях различных философских школ и понимал, что философы давно запутались в том, что есть истина. А Она стояла перед ним, и он Ее судил, хотя и чувствовал, что осуждать Истину он не вправе. Так вот, Иисус ничего не написал, но позволил писать людям, получившим вдохновение свыше. Дух Святой сошел на апостолов, но при этом они должны были творчески пропустить через себя ниспосланное вдохновение. Бог создал мир, а книги писать – наше дело. В этом тоже состоит Божественный Промысел. Он – сама жизнь, о которой пишут люди. — 78 —
|