|
Я хотела протянуть руки, чтобы погладить ее, но в этот момент я мысленно услышала острое: «Не утешать!» Имми собралась после пары минут и держала свой носовой платок. «Кто же подтвердит мне, что вас не послал мой брат и не рассказал вам все заранее», — недоверчиво пробормотала она наконец. «Он не посылал и не информировал меня», — возразила я. — Все, что я знаю, идет от вашего мужа». И я самым точным образом рассказала ей об этом разговоре. «Можете вы сейчас также войти в контакт с моим мужем?» — прервала она меня вдруг. Я кивнула. Она сжала руки в кулаки и сказала: «Что было любимым предметом моего мужа в нашей венской квартире?» «Картина», — сказала я. Она уставилась на меня, как на духа, и прошептала: «Этого вы не могли знать». «Я этого не знаю», — сказала я, — но ваш муж сказал это мне только что». В этот момент мне стало ясно, что я должна быть осторожна, если я не хочу провести остаток жизни в качестве более или менее исправного телефона в Потустороннее. Во всяком случае, первый лед был сломан и я могла рассказать ей немного о процессах так называемой смерти. Я осталась еще на час, потом Имми показалась мне обессиленной и нуждающейся в покое. Я поехала домой. Несколькими днями позже ночью зазвонил телефон и этим открылись отношения, никогда больше не кончающиеся, тянущиеся через хорошие и плохие времена. «Пенни, — сказала Имми своим всегда слегка шероховатым голосом, — я обдумала, что вы все-таки, возможно, могли знать о картине или это могла быть телепатия.» «В порядке, — я подняла перчатку. — Что вы хотели бы знать?» Я слышала щелканье зажигалки и глубокий вдох первой затяжки сигареты. «Что говорил мне мой муж всегда, когда мы ехали в Вену?» Я прислушиваюсь к внутреннему голосу. Ничего. «Я позвоню через полчаса», — говорит она и отключается. Едва я положила трубку, я услышала два голоса. Один был выразительный венский выговор Вальтера Кохута, в то время как в другом голосе я узнала того, кто призывал меня не утешать. Беседа, которую я слышала, звучала примерно так: — 19 —
|