Тайна, которая в Вас самих

- Мне очень жаль, милорд, что Вы не вняли голосу разума. Я вынужден применить пытки. Если Вам все-таки захочется что-то сказать мне или через меня передать что-то королю, я весь во внимании.

...

Входят два солдата и граф, он остается на ступенях. Солдаты берут меня под лопатки, а я разворотом отбрасываю их. Голова поднята. Солдаты вскочили, пытаются снова наброситься на меня. Граф жестом их останавливает. Иду к дыбе, смотрю на эти бурые пятна, которые вызывают во мне сильное волнение. Вскидываю голову, поправляю рубашку, одергиваю манжеты, становлюсь на помост раздвинув ноги, руки в боки. Гордость, я собой любуюсь, что я не сломлен. Сегодня я себе нравлюсь. Граф спускается по ступеням, взмахом руки показывает солдатам снять сапоги с меня. Я резким жестом останавливаю его, снимаю сапоги сам. Сам продеваю руки и ноги в зажимы, не разрешая никому к себе прикоснуться.

- Не прикасайтесь ко мне, я сам все сделаю.

Крюки, цепи идут на какое-то странное приспособление, которое очень легко, с подъемом держит мои руки. Руки над головой вверх и немного в стороны, ноги вместе. Уже нет парика. Срезают верхний кафтан и сдергивают, остаюсь в белой рубашке.

- Палач, начинайте!

Обращается к вошедшему, похожему на мясника, в красной рубахе с закатанными рукавами, руки волосатые, толстые. На нем кожаный фартук, лицо под маской-колпаком.

- Начинайте работать. И мне: - На рассвете Вы будете казнены, Вас повесят, как бродячую собаку.

Бьет. С каждым ударом отклоняюсь вперед, все тело сводит.

- Передайте Генриху, что он свинья.

...

Слышу свой стон, тяжело дышать, захлебываюсь, кашляю. Тело, руки ничего не чувствуют, дрожь и озноб. Сердце сжимается, выгибается все тело, на шее платок давит. Они уходят, оставляя меня на дыбе. Глаза открыты, смотрю вниз из-под бровей. Руки занемели и болят, голова свешивается, не держится, чувствую холод и сырость, щемит и пересохло горло.

- Пить.

В полубредовом состоянии как видение перед глазами прокручивается сцена ареста, и ее милый образ, и та последняя встреча в саду.

Вошел кто-то, снимают с цепи, волокут в угол. Мои руки как плети. Бросили на солому.

- Хорошенькое будет зрелище. На рассвете он будет казнен.

- Все-таки жаль его, собственно он ничего и не сделал, - смеются вошедшие.

Отупение во всем теле, ничего не чувствую, дрожь внутри, особенно в коленях. Плачу, обидно.

Лежу, меня сняли с дыбы. Пить очень хочется. Очень обид­но, я ничего не могу сделать, я проиграл, я не защитил ее. Глупо, Господи, как глупо, надо было скрыться, переждать, а теперь...