Тайна, которая в Вас самих

В юности было сильное настроение готовности к подвигу, чувствовала, что могу за людей вынести любые пытки, взойти на костер, броситься на пулемет. Всегда точно знала, что выдержу любой допрос, любую боль, что смогу выдержать пытку и не выдать. Удивлялась, откуда я это знаю. В этой жизни была геройским ребенком, терпеливым, очень хорошо с раннего дет­ства держалась в медицинских кабинетах, у стоматолога, переносила любую боль. Воспитываясь в идеях служения коммунистическим идеалам, с чувством фанатизма была готова служить им, что и делала, занимаясь общественной работой в комсомольской и профсоюзной организациях.

Чувствовала в себе активное мужское начало личности, стеснялась своей женской сущности, долго привыкала отыгры­вать женскую роль. Теперь понимаю, от­куда это шло.

Потрясена после материалов сессии в госпитале, где профессор называет лечебные мероприятия. Я-то думала: при таком тяжелом диагнозе лечение серьезное, а тут глюкоза, витамины. Лезем в справочник - и что же, лечили правильно! Вся сцена, все замечания прямо из прочитанной словарной статьи. Учась в медицинском институте, испытывала особое, трепетное отношение к термину "контузия". Девушки студентки-медики не любят военную кафедру, а я всегда с повышенным интересом относилась к материалам сортировки раненых, действиям на этапах эвакуации, со знанием дела всегда выступала на занятиях, теперь поняла почему.

Там вижу себя много сидящим над картами. В этой жизни врожденное чувство карт. Никогда не учили этому теперь, но всегда в голове складывается план города, местности как бы сверху. Ориентируюсь всегда превосходно. Если перед поездкой за рубеж посмотрела план города, в который еду, то тогда уже спокойно ориентируюсь в этом городе, в голове постоянный его план. Помню, когда впервые приехала в Варшаву, изучив перед этим город по книгам, то в машине, когда ехали из аэропорта, стала говорить, какая сейчас будет улица, мои спутники очень удивились, что я в городе впервые, они не в первый раз, но этого не знали.

На допросах и перед расстрелом обливали холодной водой, так в этой жизни очень не люблю холодную воду, долго приучала себя к ней, воспринимала это как пытку. Стресс был и в родах, когда облили не теплой, а холодной водой.

В этой жизни все время себе возраст завышала, всегда было дикое желание это сделать, никогда не могла назвать, сколько мне лет, называла следующую цифру. Теперь, когда случай отработан, спокойно называю уже достаточно большую цифру своего возраста.

Как здесь хорошо до войны. Я бы была уже пожилым человеком сейчас. Хорошее детство. Разыскать интересно школу, может быть, есть на доске погибших Петенька Малинин. Очень больно было однажды, когда приятельница в адрес воевавших бросила упрек, что они шли умирать с именем Сталина. Такая буря была внутри: они же погибли, погибли и за нас тоже. Вину за тридцатые годы брала на себя. Я знала, какая там была хорошая жизнь, я чувствовала себя виноватой, хотя я там, в прошлом, маленьким была, не знала, может быть, не хотела знать, может быть, мы не хотели знать. Дети всегда бывают счастливыми, в разные времена. Та была другая чья-то жизнь, а мы жили своей жизнью. Я хочу быть счастливым всегда, в любой жизни. Ребенок имеет право, а они сейчас упрекают... Как сердце болит, не виноват, что у меня было счастливое детство в тридцатые годы. Я не виноват, что отец у меня не сидел, я не виновата, что не сидела у них в 37-м. Сами пороха не нюхали... Это урок не для меня, а для вас. А мне нужна была героическая смерть за советскую Родину. Мы умирали за советскую Родину, мы гордились своей советской Родиной.