|
В последнее мгновение, вечером, солнце село и наступили сумерки. Она открыла глаза и спросила: «Каков ответ?» И те, кто собрались для того, чтобы попрощаться с ней, были озадачены: «Неужели она сошла с ума?» Возможно, приближение смерти так сильно шокировало ее, что она потеряла свою рациональность. Определенно, ни один нормальный человек не стал бы спрашивать: «Каков ответ?», потому что этот вопрос очень иррациональный. На мгновение наступила тишина. Потом один очень близкий друг спросил: «Но ты не задала правильного вопроса, как же мы можем отвечать?» И Гертруд Штайн очаровательно улыбнулась и сказала: «Хорошо, скажите мне, каков вопрос?» И после этого она умерла, поэтому им не хватило времени для того, чтобы сказать ей: «Этот вопрос такой же нелепый, как и твой первый вопрос. Сначала ты спросила, какой ответ, не спросив, какой вопрос, потом ты спросила, какой вопрос. Есть миллионы вопросов. Кто знает, на какой вопрос ты хотела получить ответ? На самом деле, Гертруда Штайн была не в уме, когда спросила: «Каков ответ?» Она вышла за пределы сердца, когда спросила с улыбкой: «Хорошо, какой вопрос?» После чего она ушла в запредельное. Это была одна из самых прекрасных смертей на Западе. На Востоке мы знали много красивых смертей. Людям очень трудно красиво жить. Но были такие люди, которые красиво жили, а умерли еще более красиво. Потому что для них смерть становится завершением, как вершина жизни, как будто бы вся жизнь становится вспышкой огня в единое мгновение, в тотальной интенсивности перед тем, как исчезнуть во вселенной. Она не теряла свой ум в том смысле, в каком обычно понимается сумасшествие. Но она, определенно, возвысилась над сердцем. Выше этих двух диаметрально противоположных центров находится ваше бытие, которое совершенно невинно и не понимают ни вопросов, ни ответов. Оно настолько полно в себе, что ничего больше не остается для ответов. Мое собственное понимание такого, что Гертруда Штайн умерла просветленной. Запад должен понять просветление. Они просто думали, что она сошла с ума. Но это не было сумасшествие, это было мгновение великого праздника. То, что она не могла обрести во время жизни, она обрела во время смерти. И она дала точное определение: нет вопросов, нет ответов, и вы дома. Савита, ты в полном порядке. Я наблюдал за тобой, смотрел в твои глаза, на твое лицо. Оно так сильно изменилось. Я помню, как ты пришла ко мне впервые много лет назад. Я точно помню, какое тяжелое было у тебя лицо, насколько ты была интеллектуальной. Твое лицо было такое красивое, ты была таким прекрасным существом, но ты не могла замаскировать тяжесть. — 142 —
|