|
— это то, что я имею в виду под завершенностью или кристаллизацией только тогда вы будете жить. Или еще - помните собачью смерть человек умирает; человек умирает каждое мгновение. Снова о Пагал Бабе… это то, что я называю движением по кругу. Он представил меня не только этим флейтистам, но также и многим другим музыкантам. Он был музыкантом музыкантов. Обычно, люди не имели представления, только великие музыканты знали, что он мог играть на чем угодно. Я видел, как он играл на всем, что можно просто на камне, им он начинал стучать по своей камандале. Камандала — это горшок, в котором индусские саньясины держат воду и пищу. Он выстукивал на камандале всем, чем угодно, но у него было такое чувство музыки, что даже камандала превращалась в ситару. На рынке он покупал флейту, которая делалась только для детей — вы могли купить дюжину таких флейт всего за одну рупию — и начинал играть. Из этой флейты вылетали такие звуки, что даже музыкант смотрел на это с широко открытыми глазами, шокированный, думая: «Это возможно?» Мне придется сказать вам имя южного флейтиста, о котором я упомянул в начале; иначе это останется в моей груди, а я хочу освободить себя, пока не ушел, так, чтобы я ушел таким же, как и пришел — без ничего, даже без воспоминания. В этом вся цель этих мемуаров. Имя флейтиста было Сачдева, один из самых известных южно-индийских флейтистов. Я упомянул о трех флейтистах, все они были представлены мне Пагал Бабой. Один человек, Харипрасад Чаурасия, был из северной Индии, где играют совершенно другую музыку на флейте; другой был из Бенгалии, Панналал Гхош — он также играл на другой флейте, очень мужской, очень громкой и переполняющей. Флейта Сачдевы была почти беззвучной, женственной, совершенно противоположной флейте Панналала Гхоша. Мне хорошо оттого, что я упомянул его имя — теперь это его дело. Девагит говорит в своем письме: «Ошо, я доверяю тебе…» Я знаю, в этом нет сомнения — иначе, зачем мне так сильно бить тебя? И помни, если я доверяю кому-нибудь, я никогда не перестаю делать это. Не имеет значения, что делает мне этот человек — мое доверие остается, что бы он ни делал. Доверие всегда безусловно. Я знаю вашу любовь, и я верю всем вам; иначе эта работа не была бы вам дана, Но помните, что это не означает, что я в чем-нибудь изменюсь. С письмом или без письма, с постскриптумом или без пост постскриптума; я останусь прежним. Иногда я неожиданно скажу: «Девагит, почему ты хихикаешь?» Сейчас ты хихикаешь, а я не ударяю тебя. Иногда я заставлю тебя плакать. В этом моя работа. — 191 —
|