|
Он сказал: «Хорошо, я сяду. Что ты можешь сказать'?» Я сказал: «Вы познали меня сюда и вы спрашиваете, что я могу сказать? Я говорю, что вы должны исключить другого человека, доктора Шриваставу. Он просто глупец, даже со всеми своими степенями, что только ухудшает его положение. Я не причинил ему вреда, я просто задал вопрос, который был совершенно законным. Он учит нас логике, а если мне не позволяется употреблять логику в его классе, где же я могу быть логичным? Скажите мне». Он сказал: «Это звучит верно. Очевидно, что если он учит вас логике, вы должны быть логичными». Я сказал: «Так позовите его и посмотрите, кто логичен», В то мгновение, как доктор Шривастава услышал, что я был в кабинете директора и что его зовут, он убежал домой. Он не возвращался три дня. Я постоянно сидел там все эти три дня, со времени открытия офиса до его закрытия. Он, наконец, написал директору письмо, в котором говорилось: «Это не может больше так продолжаться, и я не хочу видеть этого мальчика. Или вы исключите его, или вы должны освободить меня от моих обязанностей». Директор показал мне письмо. Я сказал: «Теперь все хорошо. Он не способен даже признать меня в вашем присутствии, так что вы видите, кто более логичен. По крайней мере, вкус логики не показался вам плохим. Но если он не способен встретиться со мной — а это письмо достаточное доказательство, что он трус — я не хочу, чтобы его выбрасывали. Я не могу быть так бессердечен, потому что я знаю его жену, его детей и его ответственность. Пожалуйста, исключите меня прямо сейчас, и напишите подтверждение, что я исключен». Он посмотрел на меня и сказал: «Если я исключу тебя, то тебе будет трудно поступить в другой колледж». Я сказал: «Это моя проблема. Я не соответствую многому, я должен признать это». И после этого я стучался во все двери всех директоров в городе — это город колледжей — и все они говорили: «Если вы были исключены, то мы не можем рисковать. До нас дошли слухи, что вы постоянно спорили на протяжении восьми месяцев с доктором Шриваставой, и что вы совершенно не давали ему преподавать». Когда я рассказал всю историю Б.С. Аудхолии, он сказал: «Я рискну, но с условием». Он был хорошим человеком, щедрым, но ограниченным. Я не ожидаю ни от кого безграничной щедрости, но пока у вас нет безграничной щедрости, вы упускаете самый прекрасный опыт в жизни. Да, с его стороны было благородным принять меня, по условие уничтожило это. Условие было хорошо для меня, но не для него. Для него это было преступлением, для меня ли была возможность стать свободным. — 178 —
|