Мгновения вечности

Никакого ордера на арест, ни одной причины, по которой следовало бы прояв­лять такую ярость, просто архиепископ сказал правительству, чтобы те не позволя­ли мне оставаться в Греции, о том, что это противоморально, мое пребывание про­тив религии, против культуры, и ставит все под сомнение. За две недели я извращу умы молодежи. Но я даже не покидал моего дома, я ни с кем не встречался. Люди, которые пришли встретиться со мной, приехали из-за пределов Греции.

Меня это так удивило. Они строили свои принципы морали, свою религию, свою культуру более двух тысяч лет, но что это за культура, и что это за мораль, которые могут быть разрушены за две недели одним единственным человеком? Они просто не заслуживают существовать, если они такие слабые, такие бессильные.

Недавно меня арестовали на Крите. Они не показали мне ордера на арест, и я ска­зал им: «Это просто преступные действия с вашей стороны».

Они сказали: «Ордер есть, только он остался в Греции».

Я сказал: «Есть ли у вас другой ордер, на обыск в доме?» У них не было, они ни­когда не думали об этом. И я сказал: «Ваш ордер позволяет вам арестовать меня за пределами дома, но вам не было разрешено врываться в дом. Вы не просто ворва­лись в дом, но обидели Ананду. Она только пыталась вам сказать: «Подождите не­много. Раджниш спит, я пойду и разбужу его, на это уйдет всего только пять ми­нут, подождите немного». Но вы не захотели подождать даже пяти минут.

По пути в полицейский участок они остановились в тихом пустом месте и дали мне бумагу, в которой описывалось все, что случилось, что я должен был подпи­сать. И я сказал: «Я буду счастлив подписать, но это описание не соответствует тому, что случилось на самом деле. Вы не упомянули ничего о том, как вы бросали через окна шашки, как вы разнесли двери динамитом, как вы угрожали, что взорве­те весь дом. Вы не упомянули ничего о том, что случилось с Анандой, как вы бро­сили ее прямо на мостовую, и протащили в джип по камням, не предъявив ей ника­кого ордера на арест. Я не подпишу ваших бумаг. Вы хотите скрыть эти факты. Если я подпишу ваши бумаги, это будет означать, что я не смогу подать на вас в суд, потому что вы в суде представите эти бумаги, которые подписаны мной са­мим. Опишите все то, что произошло в действительности, и тогда я охотно подпи­шу».

Они поняли, что я не тот человек, которому можно угрожать, и они убрали бумагу. Они больше никогда не просили меня ничего подписывать, потому что они не мог­ли описать свои действия, их бы тогда осудили.