Сострадание. Наивысший расцвет любви

Помните, что любые эмоции длятся не дольше не­скольких минут. Если бы каждый самоубийца подождал хотя бы минуту, он мог бы и не покончить с собой. Это — минутный порыв. Но если человек в течение це­лого месяца весел и радостен и с нетерпением ждет смерти как некого приключения, тогда наш долг — позволить ему покинуть тело и сделать это как можно изящ­нее.

Чтобы ответить на заданный вопрос, я был вынужден сделать это вступление, чтобы вы поняли, что смерть — это не зло, а нечто вполне естест­венное. Но вопрос — не о старом человеке. Вопрос о мо­лодой сестре, которая не может двигаться, видеть, слы­шать и говорить. Все ее органы чувств отказали. И вы на­зываете это жизнью? Это растительное существование. И оно, должно быть, причиняет ей ужасные страдания. Нам это не заметно, потому что она ничего не может ска­зать. У нее нет каналов для общения. Она в полном оди­ночестве, она совершенно отрезана от жизни. В чем смысл такого существования в течение семидесяти, восьмидесяти или девяноста лет — а может, и больше? Она будет только обузой и источником горя для семьи, и для нее самой это будет сущий ад, потому что это — пол­ное лишение свободы.

Подумайте сами. Худшего концлагеря и не придума­ешь: лишенная зрения, слуха, дара речи. Это — кома. Многие люди находятся в таком состоянии. Я сам видел одну женщину, которая пролежала в коме девять меся­цев. Врачи говорили, что она уже не сможет прийти в со­знание, потому что из-за того, что она так долго была в бессознательном состоянии, хрупкая нервная система, отвечающая за сознание, практически умерла. Они по­казали мне снимки ее мозга, сказав, что все центры, обеспечивающие сознание, омертвели. Она может про­существовать без сознания лет пятьдесят — на тот мо­мент ей было тридцать. Она была тяжким бременем для всей семьи: для мужа и для детей. Они были абсолютно беспомощны и ничего не могли для нее сделать. И врачи тоже признавали свою беспомощность и ничем не могли ей помочь. Но закон не позволяет содействия в смерти. Если бы врачи дали ей умереть, они стали бы преступни­ками, их считали бы убийцами.

Закон примитивен. Он не понимает сострадания. Этой женщине нужна смерть из милосердия. Она даже попросить о ней не может!

Сестра человека, задавшего этот вопрос, не может да­же попросить о смерти. Но ее близкие должны направить прошение в правительство своей страны. Им следует об­ратиться с петицией в суд и настаивать на том, что поддер­живать в ней жизнь — немилосердно. Это не любовь, это абсолютно примитивное и необоснованное в наше время отношение к жизни человека. Необходимо им сообщить, что вся семья согласна, что ее следует освободить из этой тюрьмы, чтобы она могла родиться заново, обрести новое тело — с глазами, с ушами, со способностью ходить и го­ворить. Для нее смерть будет не злом, а благом.