|
По выражению американских психологов Элизабет Дауван и Джозефа Эделсона (1966), «юноша не выбирает дружбу, его буквально втягивает в нее». Нуждаясь в эмоциональных привязанностях, юноша подчас не замечает реальных свойств их объекта: «Иногда он привязывается к молодым людям своего возраста, так что это отношение принимает форму страстной дружбы или фактической влюбленности; иногда это привязанность к старшему человеку, в котором он видит своего вождя — явно замену оставленным родителям. Пока они продолжаются, эти любовные отношения страстны и исключительны, но обычно они кратковременны. Людей выбирают в качестве объектов и бросают, нисколько не заботясь об их чувствах, а затем заменяют другими. Оставленные объекты быстро и полностью забываются, но форма отношения к ним сохраняется вплоть до мельчайших деталей и обычно воспроизводится в отношении к новому объекту с точностью, которая почти напоминает одержимость»,— пишет Г. Блум (1964). Психологические теории по-разному объясняют этот феномен. Психоанализ связывает неустойчивость юношеских увлечений с тем, что они — не настоящие «объектные отношения», вытекающие из свойств объекта дружбы или любви, а лишь проявления механизмов проекции или идентификации, т. е. уподобления другого себе или себя другому. Для подростка люди, которыми он увлекается,— лишь способы избавления от внутренней напряженности, хорошие или дурные примеры, средства самоуспокоения или доказательства своих способностей. Социальная психология склонна объяснять это сложностью процесса общения, когнитивной незрелостью и коммуникативной некомпетентностью. Дифференциальная психология указывает, что характер требований к другу и дружбе зависит не только и не столько от возраста, сколько от определенного типа личности; в юности, пока индивид еще не научился корректировать собственные реакции, эти его особенности проявляются наиболее резко. Каждое из этих объяснений по-своему справедливо. Юношеский эгоцентризм часто порождает псевдоинтимность, когда люди все время говорят о себе, не слыша собеседника. Никто не описал этого точнее и глубже, чем Л. Н. Толстой. Николаю Иртеньеву «невольно хочется пробежать скорее пустыню отрочества и достигнуть той счастливой поры, когда снова истинно нежное, благородное чувство дружбы ярким светом озарило конец этого возраста и положило начало новой, исполненной прелести и поэзии, поре юности» (Толстой Л. Н. Юность // Собр. соч. в 12 т — М. Художественная литература, 1958.—Т. 1.—С. 166). Дружба с Дмитрием Нехлюдовым, «чудесным Митей», не только открыла пятнадцатилетнему мальчику «новый взгляд на жизнь, ее цель и отношения», но и явилась символическим рубежом начала юности (Там же.— С. 187). — 163 —
|