На стороне ребенка

— Когда тебе стукнет двадцать пять, делай как знаешь. А до тех пор живи с нами. Если не передумаешь, уйдешь из дому после двадцати пяти.

У меня не было никаких причин огорчать родителей. Сначала в нашей семье было две девочки и четыре мальчика. Я была четвертым ребенком. Моя старшая сестра за несколько месяцев сгорела от рака, ей тогда было восемнадцать, а мне — двенадцать лет. Когда мне было пятнадцать, мама родила пятого сына. Для нее была непереносима мысль, что единственная оставшаяся у нее дочь уйдет из семьи. И потом, с ее точки зрения, если девушка решила получить образование, она обрекает себя на безбрачие и бездетность. В нашей семье, как с материнской, так и с отцовской стороны, я была первой девушкой, изъявившей подобное желание.

— Ты не создана для этого, — твердила мать.

— Я хочу сама зарабатывать себе на жизнь, — возражала я, — жить в своем собственном доме.

— Ты можешь остаться с нами, и потом, рано или поздно ты выйдешь замуж...

— Я хочу получить образование и профессию.

197

— Значит, ты не собираешься выходить замуж? Можно учиться и дома, не посещая университета.

— Да, правильно, но я хочу изучать медицину. Это мне интересно, и я хочу обеспечить себя серьезной профессией — пускай даже потом я выйду замуж, обзаведусь детьми и не буду работать.

С точки зрения наших матерей, порвать с привычками женщин их социальной среды означало сбиться с пути. В кругу, к которому принадлежала моя мама, мысль, что женщина стремится получить образование, чтобы зарабатывать себе на жизнь, вызывала ужас. Мне грозило наихудшее — моя мать предсказывала: никто тебя не возьмет замуж. Это значило — лишить себя и её потомства. Безумие. Позор. Даже для моих родителей, людей, восприимчивых к культуре на­столько, что дома у нас не существовало никаких ограничений в чтении. А поскольку интересы у меня были разносторонние — шитье, музыка, спорт, — скучать мне было некогда. Я терпеливо ждала. И я об этом не жалею. Я была немного старше своих однокурсников, когда приступила к учению, которое в то время сразу же вводило студента в больницу и сталкивало с людским страданием.

Еще одно воспоминание-веха, свидетельствующее о том, что Франсуазе Дольто легко и естественно было обращаться к маленьким детям, как к равным существам: она не фиксируется на росте, как большинство людей. Какого роста человек: большого или ма­ленького — ей безразлично.

В детстве я прочла книги одного шведа по гимнастике для женщин, для мужчин, для детей. Это были новые альбомы, предлагавшие очень простые движения. Семейная шведская гимнастика — считалось, что для того, чтобы быть здоровым, надо приступать к ней с самого детства. Мой взгляд задерживался на изображениях детей, которые катались в сайках по снегу, — я никогда такого не видела. Это были люди из моих снов, пейзажи из волшебных сказок.