На стороне ребенка

— Иди играй, завтра разберемся, что тебя смущает. А на другое утро я читала уже быстрей и понимала прочитанное, но в книге и в самом деле не говорилось о том, что я хотела узнать.

— Почему он говорит не то, что на картинке?

— Послушай, — объяснила мадмуазель, — тот, кто рисовал, сперва прочел историю, а потом придумал картинки про то, что прочел. Если бы ты не видела картинок, ты бы тоже их придумывала, исходя из текста.

— Но «тексты» — это же то, что было в конце учебника?

— Конечно, ты права, но история о туфлях Абу Касима — это тоже текст.

— Ах, это текст? Текст — это и есть история? (я растерялась). Тексты в учебнике были ни о чем, просто упражнения в чтении.

190

— Нет, это были предложения, в которых про что-то говорилось. А ты не поняла?

— Нет, там не было картинок, одни слова.

— Но это как раз и значит читать: картинки не нужны; думаешь, о чем здесь говорится, и можешь нарисовать, как ты представляешь себе прочитанное.

— Ага! Но бывают такие слова, что я себе ничего не представляю... Истина приоткрылась мне; вместе с новым знанием я осознала то, что до сих пор было для меня непредставимо. Игра воображения, которое разбудили во мне замечательные картинки этой волшебной книжки, оказалась ловушкой. История, которую я жаждала узнать, была приманкой, ради которой мне так хотелось научиться читать и благодаря которой я «так быстро научилась», но какое разочарование я испытала, усвоив это новое знание!

Тогда мне было удивительно, что я сумела научиться читать. Да, научилась, — но это и все! И теперь я уже не могла утратить это знание. Затем я осознала, что это тоже самое, как ездить на велосипеде. Это не забывается. Невозможно спутать названия цветов, нельзя не отличить верную ноту от фальшивой. Мне это казалось таким странным... Я пыталась разучиться читать... Я обнаружила, что, если смотреть определенным образом, буквы расплываются... как будто я не умею читать. Но я знала, что это просто забавный фокус (я нарочно делала так, чтобы глаза разъехались в разные стороны). Я не «могла» читать, но я все-таки «умела» читать. И потом, мой фокус не удавался с крупными буквами, как в заголовках газет. Помню, я, совсем маленькая, задумалась над необратимостью знания: даже если больше не хочешь знать того, чем овладела после долгих стараний (я, например, сперва овладела чтением, а потом почувствовала, что угодила в ловушку, что хотела этого по глупости) — все равно ты это уже знаешь.

Но, между прочим, воспоминание об этой необратимой перемене осталось для меня связано с незабвенными «Туфлями Абу Касима», с теми восхищавшими меня черно-белыми «гравюрами», с плоским текстом, так отличающимся от всплеска моего воображения, порож­давшего образы, которые оказались настолько красноречивы, что вы­звали у меня желание и настойчивое стремление научиться читать;