На стороне ребенка

Я думаю, что вместо того, чтобы с высоты своего возраста, во имя разума или школьных требований без конца подавлять стихийную функцию воображения ребенка, его дар самовыражения, фантазию, спонтанность, которые он щедро и нерасчетливо, без малейшей ко­рысти, как искры, как молнии, расточает перед всеми в порывах, нарушающих все принятые законы общения — общество взрослых должно предоставить детям свободу пользоваться их собственным языком, и не только самым маленьким, но и Тем, кто постарше. В скольких случаях можно было бы избежать заторможенности — или хотя бы свести ее до минимума! Но для этого пришлось бы полностью переменить курс. С уважением относиться к экспрессивным особенностям каждого.

Занимаясь младшим братом, я поняла, что дети стоят у истоков знания. Они задают настоящие вопросы. Они ищут ответы, которых нет у взрослых. Чаще всего взрослые хотят понять детей для того, чтобы над ними господствовать. А им следовало бы почаще при­слушиваться к детям: тогда бы они обнаружили, что в нашей жизни, простирающейся куда шире семейных и социальных страданий и драм, все тяготы которых дети делят с нами соответственно своему возрасту и природным дарованиям, именно они, дети, владеют ключами от любви, надежды и веры.

Итак, с учением пришлось повременить. За два года до назна­ченного срока мама разрешила мне учиться на медицинскую сестру. Я воспользовалась случаем. Что ни говори, если изучение медицины окажется чересчур тяжким делом — чего я опасалась, — у меня все же будет профессия.

Как объясняла мне позже мама, она надеялась, что я удоволь­ствуюсь этим, или, более того, — это вообще отобьет мне охоту к дальнейшей учебе. Но это, напротив, колоссально помогло мне

201

в дальнейшем, потому что во время изучения медицины — увы! — не делается ничего, чтобы развить у студентов ловкость рук и сноровку. Медсестру в основном учат обслуживать больного, открывают перед ней больничную «изнанку». Когда доктор идет по отделению, это всегда немного спектакль; и только после обхода больной оставляет попытки произвести хорошее впечатление, предстает таким, каков он есть, со своим страданием и отчаянием. Родные делятся своей тревогой, своими моральными и материальными трудностями не с врачом, который в силу своей власти или знания чересчур вознесен надо всеми, а с медсестрами, — с ними делятся своей растерянностью, сомнениями относительно лечения, диагноза, поставленного врачом... Для меня это оказалось превосходной школой, которая очень при­годилась мне в первые годы моей больничной врачебной жизни.