|
Ах, нет! Не встрепенется, не поднимет головы писатель, историк – радетель и заступник народа. Холодно и равнодушно смотрит он на то, как море спиртного, изливаясь в мозг и душу людей, «скотинит и зверит» их и сводит раньше времени в могилу, обездоливая семьи, обескровливая, ослабляя государство. И когда уж настанет он, день нашего прозрения! Строга и справедлива бывает статистика, и единственную кафедру статистики – она в Москве, в Плехановском институте, – возглавляет мой давний приятель профессор Борис Иванович Искаков, – один из лидеров трезвеннического движения, смелый, благородный человек! Но он со своей кафедрой, считая доходы и расходы, проходит мимо одной важнейшей величины: утраты чести и благородства людьми, потребляющими алкоголь. В наше время Америка не дала миру ни Драйзера, ни Джека Лондона, в Англии не родился Байрон, во Франции нет ни Флобера, ни Стендаля, ни Мопассана... Россия ждет не дождется Пушкина... Но, может быть, и здесь не в последнюю очередь виноват алкоголь? Пьем-то мы в двадцать раз больше, чем пили во времена Пушкина. Волга – вон какая ширь и махина, а и то дрогнула, помутнела от стоков, а мозг-то наш – малость какая! – а и на него потоки ядов обрушены. И как еще держится, бедняга? Изнемогает в корчах, судорогах, – и уж многое понимать перестал, не может выдать на-гора ни «Войны и мира», ни «Евгения Онегина», – подчас понять не может: где правое, а где левое, – и всякого проходимца готов над собой поставить. Многое уж утратил, а – ничего, в основе своей устоял. И еще машину умную соорудить может и в космос взлететь... Держится, родимый, хотя уж и с большим трудом! Не совладали с лукавым и глумливым, коварным насмешником Джоном Ячменное зерно. Но верю: придет время, придет оно, желанное, соберемся с силушкой – и Джона одолеем. Америка уж взялась за него. Пора и для нас приспела. В дачном поселке мы с Николаем жили рядом, нас разделяли два дома. Я видел, как он погибал – от водки, от пьянства. Написал много книг, вырастил детей, уволился из армии в чине полковника: ему бы жить да жить, а он, закрывшись в кабинете, не писал, а пил. Достанет из-под стола бутылку и украдкой, словно кого опасаясь, наполнит рюмку. И смотрит в окно: тупо, печально. О чем он думает?.. О жене? Он ее недавно похоронил. О книгах, которых не написал, но о которых мечтал в молодости? Не знаю, но я по давно заведенной привычке иду к нему. Работали в газете военных летчиков «Сталинский сокол», писали свои первые рассказы. И каждый мечтал опубликовать книгу, стать писателем. Журналисты все мечтают о писательстве, но вырваться из газеты удается немногим. — 90 —
|