В лесу и в поле дух человека раскрепощает любовное созерцание вечной природы, а в моменты смертельной опасности — глубокое осознание того, что бренное человеческое «я» — всего лишь часть чего-то неизмеримо более значительного и вневременного. Счастье человека в его духовной жизни, в творческих озарениях и тех волевых импульсах, которые позволяют ему, «идя босиком по битому стеклу», преодолевать, на первый взгляд, совершенно непреодолимые препятствия. Нет более жалких людей чем те, которые ненасытны в своих желаниях обрести нечто сугубо материальное, «земное», полностью отдав свою душу во власть слепых инстинктов. Трагедия этих личностей в постоянном противоборстве духовного и животного начал в их сознании. Если животное начало полностью одолевает духовное, источниками непрерывных страданий оказываются то зависть и злоба, то неудовлетворенная физиологическая потребность, то недомогания организма, то ревность, то страх, то чувство одиночества. Мы слишком много знаем и понимаем о себе, чтобы ощущать себя счастливыми, оставаясь скотами в душе. В «Фаусте» одухотворенный, но, на свою беду, не свободный от земных страстей Фауст говорит самодовольному научному педанту Вагеру: Тебе знакомо лишь одно стремление. Знать множество — несчастье для людей. Но две души живут в груди моей, Друг другу чуждые И жаждут разделения. Одной из них мила земля И то, что люди любят в мире. Другой — небесные поля, Где духи носятся в эфире… Вот он в чем, корень страданий! Для того, чтобы жить одними эмоциями, не контролируемыми разумом, мы чересчур умны, слишком хорошо информированы о грозящих нам превратностях судьбы и о ее неотвратимом финале. Но освободиться полностью от этих эмоций нам не позволяет само устройство нашего мозга, такое же, во многом, как и у других высших животных, лишенных речи и способности к самоанализу. Отсюда — постоянно изводящий нас страх за себя и близких. Отсюда же и изжигающие душу желания чем-то обладать, отхватить себе кусок побольше, оттолкнув от кормушки соседа, занять его конуру, завладеть его «самкой». Чем самокритичнее и как бы отстраненнее мы воспринимаем эти наши эмоциональные «взбрыки», чем больше мозг наш сосредоточен на чем-то таком, что нельзя ни украсть, ни потерять, ни растратить, ни сносить, ни проиграть, ни обрести в результате нарушения функций нашего недолговечного организма, тем в большей степени знакомо нам ощущение подлинного счастья, чисто человеческого и совершенно неведомого всем прочим живым существам. Подведем итог. — 332 —
|