|
Тогда уж, пожалуй, и наши мальчишеские игры в войну принадлежат к числу врожденных форм поведения, не менее естественных, чем игра девочек в куклы. Это предварительное проигрывание поведенческого стереотипа, инстинктивная подготовка к дальнейшей «взрослой» деятельности. Например, детеныши всех хищных млекопитающих, даже выращенные в изоляции от взрослых животных, играют в «охоту»: выслеживают и преследуют воображаемую добычу. Это — не результат подражания родителям. Убийство в бою и кровная месть, — издревле высшая доблесть мужчины, его нравственный долг, истинное подтверждение мужской природы. Фридрих Зибург, один из писателей Третьего рейха, говаривал: кто не воевал, не убивал на войне, тот не мужик, а существо, так сказать, среднего рода, начинающееся в немецком языке с артикля не «дер», а «дас.» Лоренц как раз по поводу этой точки зрения, крайне популярной в Германии тридцатых-сороковых годов, с грустью констатировал, что нам с нашей моралью есть чему поучиться у волков и воронов, которые, как мы уже поведали читателям друг другу «глаза не выклевывают.» Дорогие читатели! В этой связи напрашивается одна совсем уж пессимистическая мысль, которой нам, право, не хочется даже делиться с вами. Мы, конечно, будем счастливы, если кому-то из вас удастся нас переубедить. Гони инстинкт в дверь, он пролезет в окно. А вдруг это означает, что, сколько ни борись за мир, потребность воевать все-таки одержит верх? Что ни делай с человеком, он все равно не способен жить в мире с себе подобными. И даже, если нет ни малейших поводов для войны, он будет с маниакальным упорством их искать, пока не найдет или, вернее, не выдумает, не «высосет из пальца.» Тому в истории мы тьму примеров слышим, но мы истории не пишем… Об этом, к сожалению, свидетельствуют наблюдения не только баснописца И.А. Крылова, но и многочисленные эксперименты этологов. Если какую либо инстинктивную реакцию долго не возбуждают положенные на то раздражители, она, как читатели уже узнали (1.6; 2.3), постепенно начинает запускаться все более слабыми, пустячными стимулами, а, в конце концов, возникает в ответ на «совсем не то» или даже без всякого внешнего повода, просто вхолостую… Ты виноват уж в том, что хочется мне кушать. — Сказал и в темный лес ягненка поволок. Приводились, например, такие наблюдения за насекомоядной птицей сорокопутом-жуланом. В природе сорокопут часто ловит и умерщвляет всевозможных летающих насекомых. В клетке же (его кормят мучными червями), эта неодолимая потребность кого-то ловить на лету сохраняется. Что же делает птица? В конце концов, «истосковавшись» по своей естественной добыче, начинает «ловить» и «убивать» воображаемых мух! — 197 —
|