|
Парень взглянул на него, и взгляд его оказался тверже, намного тверже, чем это представлялось Андрею. Не то, чтобы ему было трудно выдержать такой взгляд, но во всяком случае стало ясно, что тут как раз то, о чем они говорили с Алингой – тут явно личность, но вот какая… это пока было неясно. - Я для себя и живу, - ответил он с легким удивлением. - Значит ты получаешь удовольствие? - Конечно, получаю. - Но ты только что перечислял кучу причин, по которым ты вечно вынужден откладывать удовольствие, а сейчас говоришь, что испытываешь. Так испытываешь или нет? Андрей не понимал своей цели в этом разговоре, скорее прощупывал почву. Ясно, по меньшей мере, что этот Марс и Алинга достаточно близки, и само по себе это не имело значения – Андрей привык относиться снисходительно к конкуренции за девушку, так как понимал, что если девушка выбирает какого-нибудь дебила, то это само по себе и означает, что она не в его вкусе, какой бы красивой, страстной и умной она ни была. Есть огромное количество красивых девчонок, которые ищут только одного – как бы стать подстилкой под каким-нибудь презрительным, надменным мудаком, а то еще и садистом. Андрею вспомнилось его годовалой давности приключение, когда он влюбился, ну или почти влюбился, в двух девчонок-подружек из Украины. Трахался сначала с каждой по отдельности, потом втроем, и казалось, что все так здорово… вплоть до того момента, когда на горизонте не появился некий персонаж, в которого одна из девчонок смертельно влюбилась. Андрей испытывал почти физическую боль, когда она рассказывала ему в теперь уже редкие встречи о том – как она с ним живет. Это не укладывалось ни во что, ни в какие представления о том, что может быть. Плача и успокаиваясь, она рассказывала ему о том, что новый любовник ебет ее когда захочет и как захочет. Она пробовала ему говорить, как ей нравится, на что он просто затыкал ей рот и требовал молчать и слушаться. И она молчала и слушалась. Когда ей было больно трахаться, и она говорила об этом, он просто требовал, чтобы она терпела. Если же выражение ее лица ему не нравилось, он попросту материл её, выгонял, мог засунуть в бешенстве презерватив ей в рот. Заставил её ходить в по-мусульмански закрытой одежде, запретил заниматься скалолазанием, так как, оказывается, туристы могли смотреть снизу на ее попу, обтянутую штанами. «Шутя» угрожал прирезать, рассказывал о том, как в юности отрезал другим подросткам пальцы, запретил общаться с кем-либо еще, и говорил ей, что она должна быть счастлива, что он терпит её – такую мерзкую тварь. — 98 —
|