Трансформация

В течение двадцатиминутного перерыва кучка из семи или десяти учеников

собирается вокруг Мишеля, который остаётся сидеть на одним из стульев.

Он переменил свою "форму", он улыбается и шутит с учениками, как никогда

раньше. Когда кто-то пытается увидеть, что налито в термос, из которого он

пил в течение двух дней, Мишель прячет термос и твёрдо говорит, что священную жидкость можно будет увидеть только после выпуска.

После того, как несколько учеников благодарят Мишеля за то, что он был таким, каким он был, Роберт говорит:

- Ты знаешь, два часа назад во время процесса "получения этого" я был просто в экстазе. Это было невероятно. Сеячас я начинаю понемногу остывать, но энергия в зале была просто фантастической. Я хочу только знать, часто ли я могу ожидать таких вершин, или я должен начать готовиться к своим обычным тусклым дням.

- Ты не должен ни к чему готовиться, Роберт, - говорит Мишель, отхлёбывая из своего термоса, - твои тусклые дни наступят независимо от того, будешь

ты к ним готовиться или нет, но светлые дни наступают только тогда, когда к ним не готовишься.

- Верно, но эти разговоры о Боге меня несколько смутили. Какое отношение наш подъём сегодня вечером имеет к игре в игры?

- В действительности, он имеет отношение к отбрасыванию неработающих игр. Ваше "получение этого" является видом временного освобождения от того, чтобы принимать неработающие умственные игры всерьёз. В действительности, каждый из нас, как единственный творец своей вселенной, является Богом, и из-за того, что мы создаём всё, любая вещь так же важна, как и другая. Когда мы полностью прикасаемся к тому, что уже есть, и принимаем то, что есть, как более важное по сравнению с тем, чего нет, все игры заканчиваются. Нечего делать, некуда стремиться, всё и так хорошо. Один парень сказал в поэме, посвящённой просветлению, которую он написал после сатори: "Как великолепна чашка чаю!"

Мишель улыбается, отхлёбывает из термоса и корчит гримасу пьяного удовольствия. Затем он хмурится.

- Но нам, Богам, наскучивает это совершенство, - продолжает он, - поэтому мы всегда кончаем тем, что претендуем, что что-то, чего нет, более важно, чем то, что есть, и начинается игра. Как только мы с вами решим, что находиться у доски более важно, чем находиться там, где вы сейчас, мы можем устроить гонки. Пока мы сидим и чувствуем своё совершенство, полностью осведомлены, что являемся Создателями, всё так же важно, как и другое. Делать нечего, играть не во что, и мы можем некоторое время сидеть в экстазе и рассматривать свои пупки. Но нам становится скучно. Мы решаем снова начать играть. "Я добегу до сортира быстрее тебя", - говорю я, и игра начинается. Когда мы начинаем играть, мы снова на вагонетке.