«Ты – глупец и слишком самонадеян. Сначала создают форму и лишь потом наполняют ее содержанием», – отвечали ему… – Вот я – сплошная форма, – вдруг прервал свой рассказ камень, так и не дав нам шанса узнать, чем кончился высокоученый спор, – а ты, ветер, – сплошная бесформенность, прям летающий дух какой‑то. Ветер же в ответ только ласково облетел своего друга и теплым дыханием согрел его каменные бока. Шло время, споры вокруг нашего героя не утихали, а разгорались, так как нашел он все‑таки своих последователей. Пробудил в них радость к жизни, умение находить в себе тот луч света, что освещает все вокруг. С тех пор жители царства разделились на две дружных, дополняющих друг друга группы, одни создают форму, готовя ее к принятию Света, а другие ищут Свет внутри себя. – А ведь правы обе стороны, – задумчиво протянул камень… Но мне, с высоты опыта моего многовекового, милее те, кто совместил в себе обе половины. И вновь погрузился в свои неспешные размышления. Солнце почти зашло, а я продолжаю лежать на остывающих камнях и смотреть в небо. Цвет и рисунок его меняется, становясь более вязким и насыщенным. Последние капли тепла покидают каменные тела, и все готовится к ночи. Пора уходить к людям в жилища. Я поднимаюсь и медленно спускаюсь вниз в долину, унося с собой новую историю, новое Знание, и долго еще шепот камня слышен в тишине ночи. РазговорКап. Кап. Тишина. Вздох. Кто здесь? Ах, да это я. Только я – и больше никого. Кап. Кап. Темнота, кругом темнота. Темнота – это отсутствие света. Свет… Ха, я здесь неимоверно долго, так долго, что я не помню, что это. Кап. Кап. Звук. Сейчас звук давит на мозг. Монотонное «кап» сводит с ума. Правда, порой мне удается медитировать под него. И тогда приходят они. Они – это мысли. Мысли, хм, сначала они роились, как пчелы, толкались, мешали друг другу и мне. Казалось, они везде: в теле, в пространстве, под кожу лезли, как истеричные тетки, метались сумасшедшими белками с пеной у рта. Когда первая мыслительная атака прошла, со штыками на меня набросились чувства. Обострилось все. Звук достиг своей верхней границы человеческого диапазона и вырвался за его пределы. Обоняние усилилось так, что воздух разложился на молекулы запаха. Осязание перешло на уровень клеточного восприятия. Телом стало все пространство, и все пространство ожило и чувствовало, как тончайший сенсор. И только зрение и вкус молчали, они испуганно свернулись где‑то и молча ждали, когда эта дикая какафония вокруг угомонится. — 89 —
|