|
Однажды Дуб размышлял о поэзии. «Как это странно, что еще недавно поэтическая строфа казалась мне высшим проявлением любви к Миру. Сегодня я не вижу никакого смысла в бряцанье фразами. Только в тишине можно услышать истинное чувство». Вдруг на его корень что‑то капнуло; человек, сидевший у его подножья, похлопал по‑дружески по коре и, стряхнув навернувшуюся уже вторую слезу, проговорил: «Только в тишине можно услышать истинное чувство… Спасибо, друг, только ты меня понимаешь». Так бывший «Поэтический Дуб» стал «Дубом‑Философом». К тому времени люди обратили внимание на чудную дубовую рощу, на то, как легко пишутся в ней стихи, как глубоко проникают здесь философские мысли. Они назвали рощу парком, проложили в ней удобные тропинки, построили красивые беседки, поставили резные скамейки. И на скамейке рядом с нашим Дубом‑Философом полюбили засиживаться допоздна люди, в головах которых бродили мысли о бренности материального мира, о высоких духовных сферах, о любви и Любви. Год за годом, век за веком. Менялся стиль речи и мода, блокноты заменились на ноутбуки, а Дубу‑Философу все нескучно было дарить свои мысли философам‑людям. Пока, в один страшный день, не пришли в рощу, ставшую уже лесом, люди – не философы. В их руках оказались не блокноты, и не переносные компьютеры, а пилы и топоры. «Стоит ли привязываться к этой жизни, если и ей приходит…» – только и успел подумать Дуб, как его мысли были заглушены визгом пил. И наступила тишина… – ТРЭК!!! Ох, сколько света! Какой огромный, изумрудно‑зеленый, подвижный и шумный мир! Какие огромные стебли вокруг! – новый росточек, пробившись сквозь толстые стенки желудя, оглянулся вокруг, и ему смутно знакомыми показались и стебли травы вокруг, и огромные дубы, а особенно скамейка, выточенная мастером из гигантского дубового пня. Росточек рос, наблюдая, как стайки поэтов собираются у молодых дубов, как философы приходят на «Философскую Скамейку» размышлять и писать, как влюбленные прячутся в ветвях. Рос и думал о том, что жизнь удивительна и многогранна. Что он – малыш, шепчется с травинками, станет прутиком – и научится читать азбуку морзе, выбиваемую дождем, вырастет в молодой дуб – и станет поэтом, заматереет широким стволом – и заделается философом, состарится – и превратится в скамейку. И придет новая весна, и снова раздастся «ТРЭК», и он опять удивится новому и знакомому уже изумрудно‑зеленому Миру. А в центре города, на пятом этаже художник заканчивал свой шедевр. Огромная картина‑панно была создана из обработанных специальным образом дубовых планочек. Она изображала времена года. На одной ее части царила весна, и тонкий дубовый росток пробивал себе дорогу к солнцу, на другой – лето, прутик, стремящийся стать дубом, прислушивался к пению ветра, на третьей – осень, и молодой дуб сочинял поэму о любви, на четвертом – зима, там царила атмосфера зрелых размышлений. Старый дуб внушал ощущение покоя, уверенности и бесконечности. — 57 —
|