Священный роман

Мы тоже ощущаем духовную жизнь не как любовный роман, а как нечто обременительное, тяжелое, изматывающее и чуждое в нашем состоянии онтологической легковесности. Иисус позвал нас как Своих возлюбленных и сказал: «Приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф. 11:28–30).

И тогда я ответил: «Я не знаю, как найти покой в Тебе, Иисус. Когда я пытаюсь обратиться к Тебе, то все, что я вижу, — это протянутые руки моих старых любовников, которые призывно машут, просят и соблазняют меня вернуться к ним. Все, что я могу слышать, — это гул их голосов. Где же Ты в этой абсолютной сумятице?»

Два года назад, утомленный трехгодичной духовной битвой, я пришел к тому, что задал вопрос так: «Иисус, если Твой Дух живет во мне как Дух Святой, Который мой Утешитель, почему я так часто чувствую себя одиноко, а Ты кажешься таким далеким?» И ответ Иисуса я нашел в Евангелии от Иоанна (15:5): «Я есмь Лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего». Иисус сказал: «Духовная жизнь требует большего, чем просто не грешить и творить добро. Для того чтобы жить в Царстве небесном, вы должны жить во Мне. Ваша личность во Мне».

«Если я не пребываю в Иисусе, то где же я пребываю?» — спросил я себя.

Я начал замечать, что когда я устал или чем-то обеспокоен, то в моей голове всплывают определенные фразы, которые ведут меня в какое-то знакомое место. Путешествие в это место часто начиналось для меня с чувства беспокойства, которое заставляло меня двигаться, как будто внутри было что-то такое, что надо было выразить словами, но я не мог ухватить суть. Я переживал это «что-то» как тревогу, одиночество и необходимость общения с кем-то. Если контакта не получалось, то я начинал говорить что-то типа: «Жизнь — мерзкая штука. Почему она всегда такая нелегкая? Ничего никогда не изменится». Если никто не замечал моей борьбы и не интересовался, что со мной, то эти фразы всплывали снова и снова все с большим цинизмом: «Разве кому-то есть до этого дело? Жизнь — просто шутка». Удивительно, но когда я произносил этот последний приговор, мне становилось легче. Тревога заметно уменьшалась.

Моим «утешителем», моим местом пребывания был цинизм и бунт. Тут я чувствовал себя свободным, чтобы принять немного кокаина для души — посмотреть фильм о насилии с какими-то приятно возбуждающими сексуальными сценками, выпить чуть больше алкоголя за обедом, чем обычно, — все то, что позволяло ненадолго почувствовать себя лучше. Я привык думать об этом просто как о плохих привычках. Но постепенно стал понимать, что за этим скрывается нечто большее: это места, где пребывает мой дух, это мои утешители и друзья в духовном плане; иначе говоря, вероломные любовники.