еду и питье, сон и грезы -- он послушался голоса. Так именно повиноваться -- не приказу жизни, а внутреннему голосу, быть всегда готовым идти на его призыв -- вот что хорошо и необходимо; ничто иное не является необходимым. Ночью, когда он спал в соломенной хижине, принадлежавшей перевозчику через реку, Сиддхартхе приснился сон: перед ним стоял Говинда, в желтом одеянии аскета. Лицо Говинды было печально. Печально он спросил: "Зачем ты покинул меня?" Тогда он обнял Говинду, обхватил его руками, но когда он прижал его к груди и поцеловал, то почувствовал, что перед ним не Говинда, а женщина. Из платья этой женщины выставлялась наружу полная грудь, а он, Сиддхартха, лежал у этой груди и пил. Сладко и крепко было молоко из этой груди. От него исходили ароматы мужчины и женщины, солнца и леса, животных и цветов, аромат всевозможных плодов, всяческих наслаждений. Оно опьяняло, дурманило. Когда Сиддхартха проснулся, через дверь хижины видно было поблескивание бледной реки, а из лесу громко и звучно доносился призыв совы. Как только занялся день, Сиддхартха попросил хозяина-перевозчика переправить его на другой берег. Тот перевез его через реку на своем бамбуковом плоту. Красным светом мерцала широкая река на утреннем солнце. -- Прекрасная река! -- заметил Сиддхартха своему спутнику. -- Да,-- сказал перевозчик,-- это прекрасная река, я люблю ее больше всего. Часто я прислушиваюсь к ней, часто заглядываю ей в очи, и всякий раз чему-нибудь научаюсь от нее. Многому можно научиться у реки. -- Благодарю тебя, милостивец,-- сказал Сиддхартха, выйдя на берег.-- Мне нечем заплатить тебе за гостеприимство и переправу. Я бездомный скиталец. Я сын брахмана и самана. -- Я и сам догадался, кто ты,-- сказал перевозчик,-- и не ждал от тебя ни платы, ни иного вознаграждения. Ты оплатишь мне в другой раз. -- Ты думаешь? -- весело спросил Сиддхартха. -- Уверен. Вот еще одно, что я узнал от реки: все возвра щаются. И ты, самана, вернешься сюда. А теперь прощай. Да будет твоя дружба мне наградой. — 32 —
|