Какое-то время он молча листал бумаги, потом, наконец, поднял на меня глаза. Его лицо показалось мне умным — возможно, благодаря круглым очкам в золотой оправе. — Вы были арестованы за незаконное обладание документом государственной важности, — спокойно проговорил он. — Моя задача — решить, будет ли вам предъявлено официальное обвинение. Рассчитываю на ваше сотрудничество. Я кивнул. — Кто дал вам перевод? — Я не понимаю, — сказал я, — почему законом запрещено иметь копию этого документа. — Правительство Перу имеет на то причины, — сказал он. — Пожалуйста, отвечайте на вопрос. — А почему в это вовлечена церковь? — снова спросил я. — Потому что Рукопись ниспровергает наши религиозные традиции. Она дает искаженное понимание духовной природы человека. Кто дал вам... — Послушайте!— перебил я. — Я просто пытаюсь понять, что происходит. Я турист. Я заинтересовался Рукописью, но я ни для кого не опасен. Я просто хочу знать, что вы в ней видите такого страшного. Он, кажется, был озадачен и не сразу понял, какой тактики со мной придерживаться. Я же нарочно упрямился, пытаясь сориентироваться. — Церковь считает, что Рукопись может сбить наш народ с толку. — Он явно старался тщательно формулировать свои утверждения. — Она учит людей самостоятельно управлять своей жизнью, без оглядки на Писание. — В чем же Рукопись противоречит Писанию? — Ну, например, заповеди «Почитай отца своего и мать свою». — В чем же противоречие? — Рукопись обвиняет родителей в трудностях, с которыми сталкиваются дети. Это принижает семейные отношения. — А я понял так, что, наоборот, Рукопись помогает загладить старые обиды и увидеть всё хорошее, что было в детстве. — Нет, — упрямо повторил он. — Она сбивает с толку. Никаких обид вообще не должно быть. — Разве родители не могут ошибаться? Родители всегда желают ребенку добра. Дети должны их прощать. — Но ведь об этом Рукопись и толкует! Разве мы не простим их, если положительно оценим свое детство? — Но от чьего имени вещает эта ваша Рукопись? — Его голос задрожал от гнева. — Почему мы должны ей доверять? Он вскочил с места и склонился над моим стулом, гневно воззрившись на меня. — Вы не понимаете того, о чем беретесь судить! Вы что, изучали богословие? Нет, конечно! У вас перед глазами примеры раскола и беспорядка, которые принесла эта Рукопись! Разве вы не понимаете, что только закон и власть поддерживают порядок в мире? Как вы смеете подвергать сомнению действия властей в таком важном деле! Я молчал, отчего он разъярился еще больше. — 125 —
|