|
холмам, где такмного воздуха и солнечного света и откуда уже не виден ни Глом, ни царский дворец.Ты помнишь, как мы смотрели вместе на далекую вершину Седой горы, любуяськрасками заката и наслаждаясь ароматом цветов? Так было там красиво, и именнопоэтому мне хотелось умереть. Возможно, в мире есть места и покрасивее, но это значит только то, что, окажись я там, я бы еще больше хотела умереть. Словно голос какой-то зовет меня и говорит: "Приди, Психея!" Но до сих пор я не знала, чей это голос и куда он зовет меня. И от этого мне было горестно. Так, наверное, чувствует себя перелетная птица, запертая в клетке, когда все ее подруги уже улетели в жаркие страны. Психея поцеловала мои руки, выпустила их из своих и поднялась. От отца она унаследовала привычку ходить взад и вперед по комнате, рассуждая вслух. И тут я поняла (как мне было больно, когда это случилось!), что Психея уже не принадлежит мне и что завтрашняя казнь только довершит то, что началось уже давно. Она была рядом со мной, но это только казалось - на самом деле она была где-то далеко. Я до сих пор не могу понять, с какого дня я начала терять ее. Эту книгу я пишу для того, чтобы обвинить богов, но с моей стороны будет только справедливо, если при этом я не буду замалчивать и собственных прегрешений. Знайте: слушая Психею, я чувствовала, как во мне, несмотря на всю мою любовь к сестре, нарастает раздражение. Я прекрасно понимала, что с такими мыслями Психее будет легче встретить смерть, но именно эта легкость и раздражала меня. Мне казалось, что между нами стал кто-то третий. Если это грех, то боги покарали меня за него. -- Оруаль, - сказала Психея, и глаза ее при этом сияли. - Я ухожу на Седуюгору. Как долго мы смотрели на нее, даже не мечтая взойти на ее вершину! Помнишьвсе наши разговоры о чертогах из золота и янтаря под самыми небесами, которыепостроит для меня величайший из царей? Если бы тебе только удалось поверить в это,сестра! Послушай, ты не должна позволить горю ослепить тебя и ожесточить твоесердце... -- Ожесточить мое сердце? — 55 —
|