Овизика

Так, в примере с порождением ОзВ на фоне хаотических мыслей, болезненных ощущений в животе, НФ озабоченности мнением и желания покушать, мы выясняем роль каждого фактора, зависимости возможности порождения ОзВ от характеристик сопутствующих восприятий. Таким образом мы постепенно приходим к полной теории явления, показывающей, в частности, значение той или иной тематики хаотических мыслей; выясняется значение многослойности НФ, наличия достаточного количества разноплановых ОзФа и т.д. Выяснение этих вопросов позволит решить ряд важнейших практических задач порождения ОзВ в самых разнообразных условиях и при самых разнообразных стартовых позициях.

Отсюда ясно – какое огромное значение имеет эксперимент. С помощью эксперимента мы находим законы явлений и приходим к построению теории явлений. Теория в свою очередь позволяет предвидеть новые, еще неизвестные особенности явления и указывает условия, в которых эти особенности могут проявляться. Такие выводы из теории вновь подвергаются экспериментальной проверке, что нередко служит для исправления или усовершенствования теории. Так, шаг за шагом, сложное и неясное явление становится вполне понятным, и мы научаемся по своему желанию управлять им.

После приведенных разъяснений о роли эксперимента понятно, почему овизика является экспериментальной наукой. Но не следует, конечно, думать, что для установления законов и создания теорий достаточно простого сопоставления результатов хорошо выполненного эксперимента. Требуется напряжение всех мыслительных и творческих способностей человека, чтобы из материалов, полученных из эксперимента, воздвигнуть величественное здание овизики.

В рассматриваемых процессах необходимо установить, какие из сторон явления играют более важную, а какие – второстепенную роль и как можно упростить, или схематизировать явление, чтобы, отбросив второстепенное, не упустить существенного.

§ 01-02

Когда Ньютон формулировал свои законы о движении и взаимодействии материальных тел, он, естественно, не был первым человеком, наблюдавшим то, о чем он написал. До него люди делали это тысячи лет, и не только наблюдали, но и ставили эксперименты, пытались выявлять закономерности. Ньютон, таким образом, опирался не только на собственный опыт, но и на многовековой опыт наблюдений и попыток осмыслений увиденного другими людьми. Что касается ОзВ, ситуация иная. Многие ли люди могут рассказать о своем опыте ОзВ? Многие ли из тех, кто испытывал ОзВ, могут рассказать о их переживании в подробностях? Многие ли пытались исследовать ОзВ? Многие ли вообще верят в их существование? Опыт переживания ОзВ, и уж тем более опыт их исследований исключительно мал, ничтожен, близок к полному нулю, поэтому прежде чем создавать науку об ОзВ, мне было необходимо создать некоторую субкультуру – написать книгу «Практика прямого пути», где более или менее последовательно рассматривается множество вопросов, связанных прямо или косвенно с ОзВ, приводится множество наблюдений, грубых описаний опытов. Написать книги «Майя» и «Происхождение видов», где ряд идей вводится в полухудожественной форме. Создать сборники статей и прочих материалов. Изучив все это, понаблюдав за собой, попробовав разные практики и получив определенные результаты, человек таким образом погружается в мир понятий и явлений, связанных с ППП, и приобретает общее, пусть даже расплывчатое понимание – что такое ОзВ, что такое практики, что такое НЭ, как одно влияет на другое. И когда Ньютон говорил про «движение материальных тел», он при этом не определял, да и не мог определить – что, собственно, это такое – «материя», тем не менее описываемые им законы были понятны и применимы, поскольку люди уже интуитивно примерно представляли, опираясь на свой жизненный опыт, - что такое «материальное тело». И несмотря на расплывчатость или даже полную неопределенность понятия «материя», ньютоновская физика прекрасно существовала и развивалась, поскольку того приблизительного понятия было достаточно и для развития физики и для решения прикладных задач. Когда в будущем физика продвинулась далеко вперед, тогда и изменились и уточнились наши представления о «материи», что никоим образом не нарушило точность ньютоновских законов в определенных границах их применимости. При исследовании почти-световых скоростей и сверх-микроскопических размеров мы обнаружили, что наши представления о материи, пространстве и времени видоизменяются совершенно фантастическим образом, но прежние, так называемые «классические» законы физики по-прежнему совершенно справедливы в установленных для них границах величин.