К неприятным для нее делам из-за моей чрезмерной опеки в детстве моя девочка оказалась недостаточно подготовленной. А я в этот критический для нее момент оказалась не в состоянии снять с нее, как снимала раньше, большинство неприятных и поэтому непосильных для нее дел, так как сама была перегружена сверх меры. Наряду с основной работой и обычными домашними делами у меня было множество забот, связанных с превращением разваливающегося деревенского дома и заросшего бурьяном участка в относительно удобное жилище и цветущий сад. Тогда мне казалось, что это необходимо и для здоровья дочери, и для здоровья внуков. Внукам это было действительно нужно, а дочери, как я это теперь понимаю, от меня было нужно совсем другое. Кроме того, я уже начала понимать, что в чем-то совершила ошибку, так как моя дочь с трудом переносила привычные и обычные для большинства женщин, имеющих детей, трудности повседневного быта. Я же, видя ее страдания, и, желая ей счастья, вместо помощи, которую уже не в состоянии была оказать, пыталась навязать ей свое видение жизни, так как считала и, несмотря ни на что, продолжаю считать, что моя жизнь была в основном счастливой. Я пыталась научить ее жить по своим меркам, не понимая тогда того, что я со своей «учебой» слишком запоздала, что моя девочка уже взрослый человек и, главное, что она - не я, и что мои мерки ей могут и не подойти. Все это привело только к большему взаимному непониманию и усугубило ситуацию. В силу прежней привычки Катюша, наравне с новыми для нее обязанностями, продолжала делать и то, что считала нужным и что раньше ей делать нравилось, но… уже принуждая себя это делать. В результате суммарная ноша оказалась для нее явно непосильной, лишив ее радости жизни в необходимом для счастливой жизни объеме, так как даже любимые дела уже не могли доставить ей настоящей радости. Несмотря на все внешнее благополучие, она почувствовала себя глубоко несчастной, а виновной в этом совершенно справедливо стала считать меня, хотя и не могла понять сама и объяснить мне, в чем же я перед ней действительно виновата. Понимание моей вины перед моей девочкой, вернее, совершенных мной ошибок пришло (если действительно пришло), как мне сейчас представляется, только спустя многие годы. Но это было очень тяжкое понимание, так как оно пришло ко мне через ее болезнь, связанную с невыносимыми для нее и меня страданиями, закончившуюся смертью. Очень трудно человеку начать делать то, что он делать не привык и (или) не любит, а делать то все равно надо. В сутках всего 24 часа и есть предел человеческим силам. Из-за необходимых дел приходится отказываться от многих любимых. Если этого не сделать, то при непосильной нагрузке и любимые дела могут превратиться в ненавистные. И тогда не только осознанная необходимость воспринимается как вынужденная, но и любимые дела вместо радости вызывают раздражение. Это лишает человека и сил, и радости жизни. Об этом мы уже много говорили. — 439 —
|