|
- Не совсем, в нем изрядно черники. - Ну так ешь! Откуда идешь-то? - Из Мариабронна, из монастыря. - Поп? - Нет. Ученик. Странствую. Она смотрела на него полунасмешливо, полубессмысленно, слегка покачивая головой на худой морщинистой шее. Он начал жевать хлеб, а она отнесла малыша опять на солнце. Потом вернулась и с любопытством спросила: - Что нового? - Немного. Знаешь патера Ансельма? - Нет. Что с ним? - Болен. - Болен? Помирает? - Не знаю. Ноги больные. Не может ходить. - Должно, помирает? - Да не знаю. Может быть. - Ну пусть помирает спокойно. Мне надо варить суп. Помоги- ка мне наколоть лучины. Она дала ему еловое полено, хорошо высушенное у очага, и нож. Он наколол лучины, сколько было нужно, и смотрел, как она сунула ее в золу и, наклонившись, суетливо дула, пока та не загорелась. В точном, одной ей известном порядке она сложила еловые и буковые поленья, ярко вспыхнул огонь в открытом очаге, она подвинула к пламени большой черный котел, свисавший из дымохода на закопченной цепи. По ее приказанию Гольдмунд принес воды из источника, сняв сливки с молока в миске, сидел в дымном сумраке, смотря на игру пламени и на то появлявшееся в красных отблесках, то исчезавшее худое сморщенное лицо старухи; он слышал, как рядом за дощатой стеной ворочается у яслей корова. Ему очень нравилось здесь. Липа, источник, пылающий огонь под котлом, пофыркивание жующей коровы и ее. глухие удары в стену, полутемное помещение со столом и скамьей, возня маленькой седой женщины,- все это было хорошо и прекрасно, пахло пищей и миром, человеком и теплом, домом. Было еще и две козы, а от старухи он узнал, что сзади был еще свинарник и что старуха - бабка крестьянина и прабабка мальчика. Его звали Куно, он заходил время от — 76 —
|