доверил к душе и уму друга. - Один вопрос, Нарцисс: вы сжигали когда-нибудь евреев? - Сжигали евреев? Как это? Ведь у нас нет никаких евреев. - Правильно. Но скажи: был бы ты в состоянии сжечь евреев? Можешь представить себе такой случай как возможный? - Нет, зачем, я должен это делать? Ты что, считаешь меня фанатиком? - Пойми меня, Нарцисс! Я имею в виду: можешь ты себе представить, чтобы в каком-то случае ты мог бы отдать приказ об уничтожении евреев и дать свое согласие на это? Ведь было сколько угодно герцогов, бургомистров, кардиналов, епископов и других власть имущих, отдававших такие приказы. - Я не отдал бы приказ такого рода. Но могу себе представить случай, когда мне пришлось бы быть свидетелем такой жестокости и смириться с ней. - Так ты бы смирился? - Конечно, если бы у меня не было власти помешать этому. Ты, видимо, присутствовал при сожжении евреев, Гольдмунд? - Ах, да. - Ну и помешал ты ему? Нет? Ну, вот видишь. Гольдмунд подробно рассказал историю Ревекки и при этом очень разгорячился; - Ну, так вот,- заключил он решительно,- что же это за мир. в котором нам приходится жить? Разве это не ад? Разве это не возмутительно и не отвратительно? - Разумеется. Мир таков. - Так!- воскликнул Гольдмунд сердито.- А сколько раз ты раньше утверждал, что мир божественный, он великая гармония кругов, в центре которых восседает Творец, и все существующее - это добро, и так далее. Ты говорил, что так рассуждали Аристотель или святой Фома. Мне очень интересно услышать твое объяснение противоречия. Нарцисс засмеялся. - Твоя память поразительна, и все-таки ты немного ошибаешься. Я всегда почитал Творца совершенным, но никогда - творение. Я никогда не отрицал зла в мире. Что жизнь на земле гармонична и справедлива и что человек добр, — 222 —
|