|
ветер зовет на бой. Утром простимся. На дальний путь благослови меня. Надо же было вчера свернуть на свет твоего огня! Грустную песню пропела ночь: слезы, январь, зола. А если земную ночь превозмочь, то вырастут два крыла. О чем ты молилась? О чем я молчал?... Мысль возвратилась к Началу начал, к еловым ветвям на твоем окне, к вертепу, яслям, Вифлеему, звезде... Мы потеряли или нашли? Зажги лампаду свою. Ветры за мною уже пришли, но я оживу в бою. Я не прошу тебя быть со мной, мой конь летит за звездой. Тысячу дней и тысячу лет не забуду твой теплый свет. Не бойся меня, сестра. Спасибо, что ты добра. Прости, что я сердцем наг. Печать на моих устах. - Как ты узнал, что я молилась всю ночь? - спросила Василиса, и слеза, словно маленькая бусинка, поблескивая, скатилась по гладкой коже ее щеки. - Ты молилась? - Да..., всю ночь. Мне так грустно было и так стыдно..., что я такая. То меня мучила мысль, что недостойна я всего того, о чем ты вчера говорил, то мне вообще казалось, что я тебя выдумала. Плакала я... - Как же ты молилась? - А как тебя Гость научил, а ты меня: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешницу". - Только не "грешницу", а "грешную", - ласково поправил Влас и сразу же пожалел об этом, подумав: "Да какая, собственно, разница! Человек от всего сердца со слезами Богу молился, а я со своими поправками лезу. У Милки научился!". — 48 —
|