Пожал плечами: «Какое нетерпение! Все равно, если эмболия, так не поможешь». Он не понимает, что я не могу ждать лишние полчаса. Что я выдержать их не могу. В предоперационной снимаю перчатки, халат. Опускаю маску на подбородок. Мою руки. Ничего не думаю. Сажусь в сестринской в кресло. Похороны. Два закрытых гроба. Масса цветов. Плачущие родственники, подруги. И еще — любопытные. Всякие вздорные разговоры. Стою в толпе. Хочу сжаться, стать невидимкой. Все равно все видят. «Вот этот главный». А мне слышится: «Убийца, убийца». Неужели теперь до смерти будут стоять эти картины? Что произошло? Эта катастрофа — только часть всей моей профессии, всей жизни. Мало ли покойников за спиной? Но то больные. Конечно, больные. Почти все обреченные. Такая у нас клиника — сердце, легкие, пищевод. Но раньше до этого были и другие — грыжи, аппендициты, ортопедия. Да и сердечные не все же должны скоро умереть. Иные ребята с боталловым протоком могли жить и до двадцати и даже тридцати лет... Были же смерти из‑за прямых ошибок. Моих ошибок или помощников, что то же самое, потому что я за них в ответе перед всеми. Так почему же в памяти именно эти? Ведь и они служили тому же, что и те, больные. Чтобы спасти других людей, сделать их здоровыми. Сколько я прооперировал? Тысячи? Никогда не вел этих подсчетов, но, конечно, тысячи. Если бы выстроить их всех — был бы полк... Одни и те же мысли, сколько раз! Перестань! Все равно не помогают эти расчеты... А в подсознании только ожидание. Почему он не идет? Уже пора бы. Долго ли разбудить, если наркоз правильный? Не просыпается. Значит, эмболия. Еще один прибавился. Не там, на площади, где полк строится, а там, где кресты. Идет. О... — Михаил Иванович, глаза открывает. Можно снова давать наркоз? Все внутри сразу обмякло, мысли пропали. Радость. — Да, Леня, давай. Давай. Пронесло. Есть еще счастье у меня. Или у нее? Теперь можно идти отсюда. Раз глаза открыла, значит, проснется, эмболии нет. Полк все‑таки стоит того, чтобы страдать. Как это я мог спросить такое у мужа? Ужасно. Нужно следить и следить за собой все время. Я буду следить. Иначе — не оправдаться. Перед собой не оправдаться. А суд? Ну что ж. Иду в кабинет. Затем — к Саше. Кажется, я скоро смогу его оперировать. Здорово меня отчитала Марья. Молодец, так и надо, поделом. Но все‑таки неловко — прямо перед ребятами. «Ум за разум у вас заходит...» Не добавила «от страха». Ага, Виктор ждет около двери. Гаснет хорошее настроение. Не хочу слушать ничего о следствии, о комиссиях, о родственниках. Здоровается подчеркнуто вежливо. — 177 —
|