|
Влюбленность дикая, что скачет выше стен природы, искусство прыгуна, которому ограды не помеха, — Либо разумность звезд далеких и таинственные знания кружащих демонов, тех, что слагают атом. Судя по всему, именно первая увлеченность огнем выманила человека за ограду, к неведомому прежде образу жизни, где священным центром сугубо человеческой сферы забот стал домашний очаг. И лишь после того, как человек отделился от зверей, его воображение было очаровано устройством животной и растительной жизни и произвело на свет крупные мифологические схемы как внешнего, общественного строя, так и внутренних, личных переживаний: появились шаманы, живут как волки, ритуальные договоры с бизонами, танцоры в масках, тотемные первопредки и все остальное. Целые народы подчиняли свою жизнь законам и обрядам растений — умерщвление, расчленение и жертвоприношение лучших, самых выдающихся соплеменников во имя всеобщего блага. Эта идея сбереглась даже в Евангелии от Иоанна: «Истинно истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода. Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (12:24—25). Она же легла в основу притчи Христа о лозе сказанной на Тайной Вечере: «Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе, так и вы, если не будете во Мне. Я есмь Лоза а вы ветви» (15:4—5). Как видно, мифологическая растительная символика предполагает неразрывное слияние личной жизни с существованием общества, «выманивающего человека за ограду». Сравним с охотничьими племенами: их обряды, основанные на мифологии соглашений с животным миром, признают «обмен услугами», который расширяет круг интересов человеческого духа, стремящегося охватить нечто помимо его собственных непосредственных нужд. И все же, пожалуй, наибольший восторг, когда-либо воодушевлявший человеческую мысль, испытывали жрецы-звездочеты, созерцавшие больше пяти тысячелетий назад ночное небо над Месопотамией. Наблюдения за светилами вызывали ощущение стройности, математической предопределенности мироздания, в согласие с которым следует привести и устройство общества. Именно тогда появились иератические города-государства — источник и надолго утвердившийся образец устройства всех высших, интеллектуальных цивилизаций. Иными словами, вовсе не экономика, а небесная механика стала причиной развития религиозной мысли, искусства, литературы, науки, морали и общественного уклада, которые в те времена вознесли людей До уровня цивилизованной жизни — в очередной раз «выманили за ограду» и позволили достичь чего-то неизмеримо большего, чем решение сугубо экономических или политических задач. — 165 —
|