|
- Послушай, Андрей, - наклонившись к нему через стол, страстно произнес я, - ну нельзя всерьез верить в это. Камешки в кулаке или там листочки со словами, это понятно, но НЕЛЬЗЯ всерьез верить в то, что ты, о господи, перенесешься сквозь пространство и время. - Почему? – только и спросил русский? - Господи, ну как «почему»? - Потому что этого никто еще не делал? - Да нет же, дело не в этом, причем тут «делал» или «не делал», но… - я замолчал в бессилии. В конце концов, сложнее всего отвечать на самые дурацкие вопросы, это всем известно. Почему наш мир трехмерный? Ну вот ответь-ка на этот вопрос? Почему… да сколько угодно можно задать «почему». Что это вообще за вопрос такой – «почему»? Не всякий грамматически правильно заданный вопрос имеет смысл, это же ясно. Я молча смотрел на русского, а тот – на меня. Молчание затянулось. Подул слабый ветерок. Наконец-то официанты стали приносить ужин, и я обрадовался тому, что теперь можно под благовидным предлогом прекратить разговор. Русский продолжал смотреть на меня, и мне стало неуютно. За соседним столиком голландки снова чему-то рассмеялись, и смех этот показался совсем не таким отвратительным, как раньше, снова возник образ длинных ног. Я обернулся и посмотрел – черт возьми, роскошные ноги… Одна голландка была в толстых шерстяных носках, зато другая - в тоненьких и дырявых, и я с неожиданной яркостью представил, как я ласкаю ее большие ступни, целую, как она закрывает глаза и отдается… - ОК, спасибо за разговор, было очень-очень интересно, - я неловко встал. – Еду несут, приятного аппетита. - Приятного аппетита, - ответил русский и принялся уплетать поставленный перед ним острый томатный суп. Проходя мимо голландок, я пожелал приятного аппетита и им, и те ответили с таким энтузиазмом, что мне подумалось, что вопрос не в том – соблазню я кого-то или нет, а в том – какую выбрать. А может, дадут обе? Секс втроем… Указав замешкавшемуся официанту на свой столик, я дошел до кабинки туалета. Занято. А, во дворе же была еще кабинка… Быстро сбежав по лесенке вниз, я приметил совершенно уже спрятавшуюся в темноте деревянную кабинку туалета. Видимо, пользовались ей редко, когда остальные были заняты, так что внутри не было ничего, даже туалетной бумаги. Писать хотелось уже сильно, так обычно бывает, живешь себе и ничего, а как понимаешь, что сейчас можно в туалет сходить, так сразу хочется… рассуждая над этой удивительной особенностью человеческой психики, я опорожнил мочевой пузырь, не особенно выбирая – куда льется струя. Неожиданно и кишечник дал о себе знать. — 206 —
|